Я достал из холодильника открытую банку селедочного салата и мрачно поковырял в ней. Кусочки рыбы отливали на солнце голубовато-серым металлическим блеском. Половина плавника торчала между двумя кусочками огурца.
Я швырнул банку в мусорное ведро, открыл бутылку пива и зажег сигарету. Засвистел вскипевший чайник, и этот свист окончательно расколол мой мозг на две половины.
Потом зазвонил телефон. Я подполз к аппарату и снял трубку.
— Это ты, Хайнци? — прошуршало в трубке.
Вообще-то, меня зовут не Хайнци, и я очень бы не хотел носить это имя, однако ответил радостным утвердительным «да».
— Хайнци, дорогой Хайнци, я безумно рада слышать твой голос. Вчера весь вечер пыталась дозвониться, но тебя не было дома. Ты знаешь, что случилось?
Я не знал.
— Я была у врача, и знаешь, что он сказал? Угадай, что он сказал, Хайнци?
Я смог только повторить свое ободряющее «да». Она продолжала:
— Он сказал, что у меня будет ребенок.
Я испугался, что женщина выскочит из трубки и бросится мне на шею.
— Ребенок, Хайнци! Ты понимаешь?! Наконец-то у нас все получилось, а ведь мы почти потеряли надежду. Хайнци, я так счастлива! Вот видишь, я оказалась права! Надо только очень сильно захотеть!
Я вяло подумал, как бы предупредить этого беднягу Хайнци о привалившем ему счастье.
— Хайнци, милый, скажи же что-нибудь. Пожалуйста!
— Алло, вас приветствует сеть закусочных Макдоналдс, отдел фишбургеров и яблочных пирожков. Добрый день!
— Что?! Это не Хайнци? Извините, не туда попала!
Разговор прекратился, но в ушах еще стоял треск ее болтовни. Я сделал усилие над собой, чтобы наконец полностью проснуться, и встал под душ. Телефон звонил еще дважды. Хайнци явно дал ей фальшивый номер.
Побрившись и одевшись, я допил пиво и вышел из квартиры.
В почтовом ящике лежали рекламные листовки, настойчиво призывавшие приобрести свиные отбивные, купальники или зубную пасту, а также проспект одного заведения ритуальных услуг. Больше ничего.
Я нацарапал на похоронном проспекте «Доброе утро» и сунул его в почтовый ящик Майера-Дитриха. Входная дверь распахнулась, и в коридор ввалился торговец овощной лавки, увешанный бананами. Он пробормотал что-то невнятное и быстро исчез в своей квартире.
Я зажег сигарету и вышел из дома на раскаленный и вязкий от жары асфальт. Мой зеленый «Опель-кадет» стоял через несколько домов в том месте, где парковка была запрещена. Под дворниками белела штрафная квитанция. В городе стояла адская жара. Автомобиль раскалился. Обжигая пальцы, я открыл дверцу. В машине было душно и воняло, как в сауне, в которой оставили грязные носки.