— Да, один его кореш.
— Кореш?
— Ну да. Его соотечественник. Он так сказал.
— И ты поверила?
— Не знаю. Я взяла трубку, и тот тип нормально говорил по-немецки. Может быть, с легким акцентом, но почти незаметным…
— А акцент был не искусственный? — уточнил я.
— Понятия не имею.
— А голос? Какой был голос?
— Голос как голос.
— Низкий? Высокий? Гнусавый? Чего-нибудь особенного в голосе не было?
— Эй, слушай! Я с ним и двух слов не сказала. Откуда мне знать, что у него было — насморк или грибок на ногах.
— Ахмед говорил с ним по-немецки?
— Он все время повторял «да».
— Когда был звонок?
— Вскоре после звонка Ахмед ушел.
Я поковырял пальцем в ухе, ожидая появления свежих мыслей. Ханна Хехт грызла ногти и смотрела на меня, как на назойливого продавца пылесосов.
Где-то должна быть зацепка. Где-то должен быть человек, который снабжал Ахмеда Хамула героином и который попытался сбить меня на своем «фиате».
— У тебя есть свежие газеты?
— Ты долго еще будешь тут торчать? — обозлилась Ханна.
— Пока не иссякнут все вопросы. Итак, я спрашиваю, у тебя есть свежие газеты?
— Нет.
Я взял парабеллум и подержал его над краем стола.
— Пойдем-ка в соседнюю комнату. Может быть, там найдется что-нибудь интересное?
— Зачем тебе эти гребаные газеты?
— Посмотреть, какой сегодня курс акций. Давай, двигай!
Ханна неохотно двинулась на кухню впереди меня, потом через прихожую прошла в другую комнату. Усатый все еще мирно спал.
Рабочий кабинет Ханны состоял из кровати размером два на два метра, укрытой блестящим атласным покрывалом небесно-голубого цвета, платяного шкафа и многочисленных шкатулок с выдвижными ящичками. На белом пластиковом столе лежали замусоленные порнографические журналы. Я взял один из них, полистал и бросил на место.
— Клиент может по журналу выбрать любую позу?
— Он может и схлопотать, если очень захочет.
Я отложил журнал в сторону.
— Итак, если есть газеты, дай их мне.
— Нет у меня никаких газет.
Я дернул дверцу шкафа и начал выбрасывать из него все шмотки. Ханна побелела от гнева. Она зыркала на меня горящими глазами, как кошка, готовая к прыжку.
Через какое-то время я уже выбрасывал из шкафа последние трусы и колготки. Шкаф опустел. Комната выглядела как корзина на распродаже белья и одежды в крупном универмаге.
— Кажется, ничего нет, — подвел я итог своих усилий.
Ханна Хехт не проронила ни слова.
Я стал выдергивать выдвижные ящички шкатулок и вытряхивать наружу их содержимое. Здесь были многочисленные тюбики губной помады, заколки для волос, дешевая бижутерия, письма, иголки, нитки. Все смешалось в одну кучу. Ничего интересного для меня не обнаружилось.