Месть Майвы (Хаггард) - страница 10

Говоря так, я продолжал без жалости трясти и колотить его, положительно не владея собой от злости.

— Виноват, виноват, великий человек! — взмолился он наконец. — Сердце мое говорит мне, что я виноват перед тобой.

Его жалобный писк образумил меня, я выпустил его из рук. Он встряхнулся, как наказанный кот, постоял на месте несколько секунд, должно быть собираясь с мыслями, и наконец робко проговорил:

— Что сказал ты, великий человек? Жену мою, говоришь ты, зашвырнул Сотрясающий Землю? Ах, если бы он зашиб ее до смерти, было бы лучше!

С этими словами он сложил руки, набожно поднял глаза к небу и скорчил такую забавную мину, что я от души расхохотался и забыл о своей досаде.

— Не надейся на это, старый грешник, — сказал я, — Твоя жена сидит на мимозе и кричит благим матом. Чем желать смерти, поди-ка лучше сними ее.

— Ох, нет, не пойду, — отвечал он. — Уж коли она жива, так сама слезет с дерева, когда ей наскучит там сидеть. Значит, я от нее не избавился… ну, что делать! Неси, вол, ярмо, пока…

Тут рассуждения индуны были прерваны появлением его дражайшей половины, растрепанной, исцарапанной, а в остальном целой и невредимой. Ей как-то удалось соскочить с дерева, и она побежала, чтобы хорошенько побраниться с муженьком и выместить на нем все испытанные ею страхи. Оставив нежных супругов объясняться, я ушел к себе на стоянку, лег на землю, завернулся в одеяло и скоро забылся крепким сном.

На другой день я проснулся изрядно разбитым, но с твердым намерением продолжал» охоту за слонами, которые прошлой ночью ушли у меня, как говорится, из-под носа. Их молочно-белые клыки мелькали у меня в глазах и не давали покоя. Мои люди, очевидно, считали такую решимость безумием, но не смели мне противоречить. Мы снялись с места, я наскоро простился с индуной, которому, замечу кстати, было не до меня (он усердно колотил свою престарелую супругу с помощью молоденькой жены), и мы пошли по следам слонов. Нелегко нам было отыскать их, приходилось идти по каменистому грунту, на котором ноги животных не оставляют отпечатков, и довольствоваться кровавыми следами, оставленными раненым слоном, но и это было крайне затруднительно, поскольку ночью шел дождь и местами кровь была почти совсем смыта. Так промучились мы полтора часа, затем каменистый грунт сменился рыхлой почвой, на которой следы были видны хорошо. Мы шли по ним до вечера и весь следующий день, едва давая себе время перекусить и отдохнуть. Нам попадалась масса другой дичи, но я не обращал на нее внимания и неуклонно шел по следам слонов. Наконец к вечеру второго дня я убедился по многим признакам, что слоны находятся от меня уже не более чем в четверти мили, но местность, по которой мы шли, поросла густым кустарником, мешавшим обзору. Измученные и усталые, мы разбили лагерь. После ужина мои спутники уснули, а я сел к дереву, прислонясь к нему спиной, и закурил трубку. Вдруг не далее как в трехстах ярдах от меня послышался резкий крик слона — тот резкий, похожий на звук труб крик, который обычно означает, что животное чем-то испугано. Забыв усталость, я вскочил, схватил ружье — мою тяжелую, но надежную четырехстволку, сунул в карман несколько запасных зарядов и пошел на крик Тропинка, которую слоны проложили через кустарник, была узка, но явственно виднелась передо мной в лунном свете. Я осторожно направился по ней и прошел уже шагов двести, как вдруг передо мной открылась просека ярдов в сто, вся поросшая густой сочной травой, с несколькими деревьями. Заглянув в нее с присущей бывалому охотнику осторожностью, я понял, почему кричал слон. Посреди просеки стоял большой лев с густой гривой и тихо рычал, помахивая хвостом, словно игривый котенок. Не успел я опомниться, как из кустов выскочила львица и, бесшумно приблизившись ко льву, начала к нему ласкаться. Я стоял неподвижно, не зная, что предпринять, но они, должно быть, не заметили меня и, постояв несколько минут, ушли в лес — вероятно, за дичью. Я переждал немного и хотел было уже вернуться на стоянку, думая, что появление львов спугнуло слонов, и досадуя, что напрасно беспокоился, но внезапно услышал в конце просеки треск и направился в ту сторону. Там опять был проход в высоких кустах, но до того узкий, что я едва мог различить путь перед собой. Пробравшись по нему, я вышел на другую просеку и посередине нее, не далее как в восьмидесяти ярдах от себя, увидел моих трех слонов: раненый стоял, опершись о дерево, и, по видимому, едва держался на ногах; другой стоял с ним рядом, а третий — немного впереди. Вдруг этот третий круто повернулся и ушел в лес.