– Ты спасала любого… Я никогда не видел, чтобы ты отказала в помощи, Энона. Неужели ты не можешь простить Париса или хотя бы на минуту забыть о его поступке? Неужели обида за столь давнюю измену до сих пор так горяча?
У женщины вдруг высохли слезы, она подняла голову, глядя на Геликаона широко раскрытыми, полными ужаса глазами:
– Забыть? Ты просишь забыть?! Что, Геликаон? Если бы он просто бросил меня даже с сыном ради другой… привез сюда ее всем на потеху и мучения… если бы обидел только меня…
Геликаон хотел сказать, что троянцы не любят Париса, однако смерти ему не желают, но не успел. Энона горько усмехнулась, ее глаза горели странным огнем, и было непонятно, чего в этом пламени больше – ненависти или все же горькой муки любви.
– Но его любовница, распутная женщина, которую он притащил из-за моря, соблазнила нашего сына! И он убил сына! Уби-и-ил, – стонала она, раскачиваясь из стороны в сторону, – убил нашего сына ради продажной женщины!
– Что?! – обомлел Геликаон. А Парис силился приподняться с земли, протягивая руку к Эноне:
– Я… не знал, что это он…
Энона встала в полный рост, нависла над лежащим Парисом и сидевшим Геликаоном:
– А если бы это был не Кориф, а чей-то другой сын?! Из-за женщины, готовой лечь в постель с любым, кто позовет, ты можешь убить человека?! Ты недостоин жить сам! И не из-за предательства, а из-за готовности приносить в жертву распутнице сыновей Трои!
Парис застонал, откинувшись на спину. Но стон был явно не из-за телесных мучений, а из-за понимания содеянного. Его вернули в Трою умирать.
Энона смотрела вслед троянцам сухими страшными глазами. В них не было слез, слезы превратились в кровь, по капле вытекающей из страдающего сердца. Она раскачивалась из стороны в сторону, обхватив голову руками.
Я не могу! Ну почему же я не могу?! Почему любовь никак не остынет в моей груди?! Столько лет прошло, но под седым пеплом все тлеют горячие угольки… Афродита, почему любовь бывает проклятием?!
Энона поняла, что не сможет оставить погибать без помощи предавшего ее и сына Париса. Она метнулась в город. Теперь было все равно, с кем останется Парис, кого он будет любить. Энона не простила только убийство сына, остальное покрылось горячим пеплом.
Парис едва дышал, он попытался улыбнуться:
– Ты все же пришла…
– Молчи, не трать силы, они тебе нужны, чтобы выжить.
– Не… стоит… я знаю, что… умру… знаю… Посиди рядом…
Каждое слово давалось с большим трудом, но ему так хотелось попросить прощения у обиженной Эноны!
– Прости… меня…
Лоб Париса был в испарине, волосы слиплись, дыхание частое и хриплое.