Почему-то вспомнилась та девочка, которая чуть не шагнула со скалы вниз. Кассандра… Она тоже знала о его предназначении… И то, что не шагнула, давало Агамемнону надежду исполнить его. Есть люди, которых по жизни ведет Рок, царь Микен был именно таким.
Теперь все мысли Агамемнона были подчинены одному – Трое. Клитемнестра обиделась, решив, что муж нашел там кого-то и потому рвется в далекий город. Сам царь Микен ничего о своих замыслах и намерениях не говорил, но женские сердца куда чувствительнее мужских. И уж, конечно, Клитемнестре в голову не приходило, что причины могут не быть связаны с женщиной, чем еще объяснить явное пренебрежение со стороны мужа?!
Менелай пытался расспрашивать Одиссея, что же произошло в Трое, но друг ничего не мог толком ответить. Вроде ничего… не считать же пророчество полоумной Кассандры, да и оно ничего не меняло. Одиссей провел у них немало дней, пережидая непогоду, по вечерам он подолгу рассказывал о богатом городе, об исключительно выгодном расположении Трои, о Приаме, Гекторе, Гекубе, в том числе и о красавце Парисе, и об обещании Афродиты. Елена сразу приняла обещание на свой счет:
– Как она могла обещать кому-то мою любовь? Я вольна в ней, кому захочу, тому подарю!
Менелай попытался свести все к шутке:
– А разве она не принадлежит мне?
Неизвестно, чем закончился бы этот разговор, но Елена почувствовала начало схваток и, немного погодя спокойненько родила дочь, которую назвали Гермионой.
Одиссей только головой качал:
– Слушай, Менелай, как у нее все ловко получается, а? Ходила, ходила и вдруг родила!
– Ну, не вдруг, для этого понадобилось походить беременной… – хохотал счастливый отец троих сыновей и одной дочери.
– Да нет, я к тому, что другие женщины днями мучаются, орут, а она так легко и сразу!
– Она все четыре раза так.
– Настоящая женщина, – даже вздохнул Одиссей.
– А ты сомневался?! – хлопнул друга по плечу Менелай.
Рождение дочери ненадолго отвлекло Елену от повседневной жизни, но как только она передала девочку кормилице и смогла снять затягивающую грудь повязку, перед всеми предстала еще более похорошевшая красавица, хотя казалось, куда уж дальше? Одиссей вздохнул:
– Ты только хорошеешь! У Пенелопы выпал зуб после рождения нашего сына.
– Зуб? – Елена улыбнулась, демонстрируя ослепительную улыбку со всеми зубами совершенной, как и все остальное, формы.
Но Одиссей ее уже не слышал, он сидел, пригорюнившись:
– Но я все равно скучаю по своей Пенелопе… Она самая… – он чуть не сказал «красивая», вовремя остановившись, чтобы не обижать хозяйку дома, – верная, самая хорошая, самая лучшая для меня.