По утрам, когда Антуан отправлялся на службу, Люсиль спокойно провожала его до двери, удивляясь собственному равнодушию. Неужели то жалкое, разрываемое на части животное на пляже в Сен-Тропезе было ею. Но стоило Антуану задержаться хотя бы на час, как она начинала дрожать и не находила себе места. Картина с лежавшим под автобусом Антуаном преследовала ее. И тогда она поняла, что счастье — это когда он рядом. Его отсутствие было отчаянием. В то же время стоило Люсиль улыбнуться незнакомому мужчине, как Антуан тут же бледнел. Да, он обладал ее телом, но в эти минуты ему казалось, что обладание призрачно. Порой даже в минуты наивысшей нежности что-то беспокоило, пугало их. Но они понимали, что исчезни тревога и исчезнет сама любовь. Собственно во всей той истории они испытали потрясение, каждый свое. Она, когда Антуан опоздал на свидание, а он, когда Люсиль отказалась переехать к нему в день приезда Шарля. И, естественно, в своем эгоизме Люсиль всегда боялась, что однажды Антуан не вернется домой, а он — того, что однажды Люсиль изменит ему. Это были две раны на их счастье. Время могло бы излечить их, но они сознательно не давали им зарубцеваться. Так поступает человек, попавший в аварию. Почти излечившись, он через полгода ногтем отковыривает запекшуюся корочку с последней раны. Таким образом он полнее ощущает свое выздоровление. Они оба нуждались в такой ране. Он — по природной склонности, она — потому что впервые переживала счастье «вдвоем».
Антуан вставал рано. Но еще прежде чем проснуться, он уже ощущал лежавшее рядом тело Люсиль. Он еще продолжал спать, но уже хотел ее. Он поворачивался к ней, и лишь ее стоны, пальцы, вонзавшиеся в плечо, окончательно пробуждали его. Антуан спал крепко, как ребенок, и ему очень нравились такие пробуждения. Первым же ощущением Люсиль по утрам было наслаждение. Она просыпалась удивленной, удовлетворенной и слегка оскорбленной этим полунасилием. За много лет она привыкла к длительным пробуждениям, когда то открываешь, то закрываешь глаза, решаешь просыпаться или нет. Порой она пробовала перехитрить Антуана, проснуться раньше него, но он привык спать по шесть часов в сутки и всегда пробуждался раньше. Ему было приятно вырывать эту женщину из пут сна, чтобы тут же опутывать ее сетями любви. Он смеялся, глядя на ее возмущенное лицо, и самыми прекрасными мгновениями дня были эти утренние минуты, когда она открывала мутные глаза, смотрела, ничего не понимая, а затем узнавала его и обвивала руками его шею.
Неразобранные чемоданы Люсиль стояли на шкафу, и только несколько платьев, которые особенно нравились Антуану, заняли место в гардеробе. Зато в ванной сразу становилось ясно, что здесь живет женщина. Люсиль не особенно пользовалась косметикой, но полка перед зеркалом была теперь загромождена многочисленными баночками и тюбиками. Бреясь по утрам, Антуан не переставал разглагольствовать и шутить по поводу пользы кремов от морщин и прочих зелий. На это Люсиль отвечала, что скоро он будет лишь радоваться тому, что они под рукой, ибо он стареет буквально на глазах. Да и вообще до красавца ему далеко. Тогда он целовал ее, а она смеялась. Этим летом в Париже было прекрасно.