Проходили века, тысячелетия, времена менялись, а с ними менялись и люди. В языческих верованиях сохранялись воспоминания об ужасных монстрах. Сами эти чудовища давно уже исчезли, но их потомки, распознаваемые по определенным особенностям, жили среди прочих животных, выступая как бы в роли оставленных богами соглядатаев. Перед такими мелкими тварями, как птицы, рыбы и домашний скот, страха никто не испытывал. С ними человек мог говорить, надеясь, что благодаря посредничеству животных его молитвы доходят до богов. Но как быть с крупными зверями, внушающими почтительное отношение к себе? Не превращаются ли они после смерти в исходные, ужасающие формы? И не будут ли они после своего повторного рождения сеять среди людей страх и панику? Что могли сделать люди, чтобы задобрить богов?
Эта неотвязная, тревожная мысль долго беспокоила и мучила жрецов. Наконец они нашли простое решение проблемы. Пока звери были живы, их полагалось ублажать, обожествлять, поклоняться им, чтобы после смерти их Ка и Ба, вознесясь к богам, свидетельствовали о том, как люди благоволили к оставшимся после богов животным, как почитали их. А вот кости нечистых, поганых животных после их смерти, наоборот, полагалось ломать, дробить и смешивать с битумом. Саркофаги выдалбливали из самого твердого гранита и делали их такими тяжелыми и прочными, чтобы ни одно чудовище после нового рождения не могло сломать окружающую его преграду. Саркофаги полагалось замуровывать в могилах, устраиваемых в скальном грунте под землей. Тогда монстры и чудовища никогда больше не смогли нападать на людей и держать их в страхе.
Псевдобыки в фальшивых могилах
*********************************************************************************************
Нам необходимы какие-то новые модели, новые представления и подходы, чтобы можно было хоть как-то объяснить странности и противоречия в действиях наших далеких предков. История, которую я здесь изложил, не более чем модель или опора, с помощью которой можно попытаться обрести под ногами твердую почву. Мы довольно необъективны и даже пристрастны. Вот почему мы готовы с благодарностью принять все, что написано тем же Геродотом, Страбоном, Диодором, Тацитом, Манефоном или Евсевием, когда их сочинения укладываются в общепринятые, расхожие схемы. Но увы! То, что они писали, в эти схемы не укладывается! Тогда мы назначаем себя арбитрами и без колебаний, не моргнув глазом, отвергаем рассказы тех же самых античных авторов/ Того, о чем они говорили, не может быть, потому что не может быть никогда.