— Согласна, — вздохнула Катя. — Сева, я так есть хочу.
— Я тоже, — ответил я, — но нам ехать всего двадцать-тридцать минут. Потерпим, надеюсь. А может быть повезет и кто-нибудь будет пирожки продавать, или мороженное. Хочешь мороженного?
— Не особенно, — скривилась Катя. — Я бы борща похлебала.
— Я бы тоже. Но от мороженного не отказался бы. В нем содержится какой-то фермент, который вырабатывается в организме человека в мгновения счастья. Насколько я знаю, этот фермент есть только в бананах и мороженом. Счастья нам явно не хватает.
— Да я на ферментах не настаиваю, — вяло усмехнулась Катя. — Мне колбасы какой пожрать.
Я хрюкнул и потеснее прижал ее к себе. Катя откинулась на меня, и мы закрыли глаза. В электричке было прохладно, поэтому меня слегка потряхивало. В костях появилась неприятная ломота, свидетельствующая о наличии в организме предательской хвори. Ох, как не вовремя все это…
Электричка притормозила на очередном полустанке. Двери вагона почему-то открылись сразу в две стороны. Я огляделся. Люди втекали в вагон только справа. Двери на левой стороне электрички неприятно лязгали, словно что-то мешало их закрытию. Народ благополучно втянулся внутрь поезда и расселся по свободным местам. Пассажиров было довольно много. На этом полустанке располагались дачи. Видимо с утра, ночевавшие на своих приусадебных участках фазендейро с супругами, ехали домой. День был будний, соответственно всем нужно было на работу. На станции электричка стояла около минуты, однако мы не трогались с места. Двери слева все так же противно лязгали. По вагону пробежали два мужика в серо-голубой форме с железнодорожными погонами на плечах, в руках которых были сумки с инструментами.
— Сломались, — безнадежно произнесла бабуська с толстым вальяжным котом в корзинке, сидевшая наискосок от нас с правой стороны. — Сейчас до вечера тут прокукуем.
— Почему? — возразила ее соседка. — Следующая электричка через полчаса. Опоздаем, конечно, но ненадолго.
— Дак нашу-то электричку куда денут? Ее же с путей убрать надо. Этот тебе не дорога, не подвинешь на обочину.
— Ой, и правда, — заволновалась вторая женщина. — Чего делать-то? Я тут до вечера куковать не могу!
— А кто нас спросит? — язвительно фыркнула бабуська с котом. — Выкинут нас на станцию и будем там сидеть до вечера, а то и до завтра.
Выслушивать катастрофические предсказания мне не хотелось. Я отвернулся к окну. Катя, дремавшая на моем плече, открыла глаза.
— Стоим? — спросила она.
— Пока да, — ответил я. — Спи.
Бабка покосилась на нас. Кот тоже повернул свою лобастую голову в нашу сторону и презрительно сощурился. Очевидно, наше общество этого блохастого аристократа не устраивало и не казалось элитным. Я сморщился и мысленно показал коту язык. Он немедленно отвернулся. Я последовал его примеру и снова уставился в окно. В этот момент я улицезрел бегущего к электричке со стороны дачных участков упитанного мужичка, обремененного четырьмя баулами. Через плечо у него была надета большая спортивная сумка, болтавшаяся на спине и периодически съезжавшая в сторону. Дорога шла под уклон и только на коротком участке перед станцией слегка поднималась в гору. Именно поэтому мужичок, влекомый силой инерции, усугубляемой четырьмя торбами и сумкой, не просто бежал, а летел вниз, быстро перебирая коротенькими кривоватыми ножками. Проснувшаяся Катя тоже уставилась в окно. Я заметил, что судьба опаздывающего пассажира взволновала не только нас. Вся левая часть электрички бросила разговоры и с интересом следила за мужчиной.