— Я и нахожусь в изысканном обществе…
— Не надо меня умасливать, — вежливо попросил он. — Что ты хочешь сказать? Давай выкладывай.
Он все больше и больше напоминает прежнего Буна, отметила она с удовольствием, но сейчас не время поддаваться эмоциям.
— Ну, — она медленно водила пальцем по изгибу сиденья машины, — я просто подумала… я имею в виду, что мне пришло на ум, поскольку тебя так долго не было, то, может быть…
Он немного подождал, в надежде, что она наконец-то овладеет собой и произнесет хоть что-то вразумительное.
Но потом все-таки не выдержал и спросил:
— Может быть, что, дорогая?..
Столь ласковое обращение вызвало у нее новый словесный прилив:
— Ну, просто, может быть, ты забыл, как много значит ранчо для твоего деда…
— Я так не думаю, но не смущайся, напомни мне, — предложил он.
Сдерживая волнение, она сказала:
— Я знаю, что не принадлежу к семейству Таггартов, поэтому, возможно, не имею права…
— Извини меня за это.
— За что?
— Мне было стыдно за себя, когда я допустил эту резкость, заявив, что ты не имеешь отношения к Таггартам. Извини, Китти. — Нахмурившись, он уставился на дорогу. — Ты приехала сюда совсем еще ребенком и находишься здесь практически все время. Я не собирался намекать на то, что в данной ситуации у тебя нет прав.
— Прав? — (О чем это он говорит?) — Меня не интересуют права. Меня интересует твой дед. Меня интересует сохранение истории семьи, которую я люблю… и которой завидую.
При последнем слове она резким движением закрыла рукой рот, придя в ужас от сделанного признания. Если бы Бун был джентльменом, он притворился бы, что не заметил этого.
Но он им не был.
— Завидуешь? Чему завидуешь? — Он нахмурился. — Деньгам?
— Нет, не деньгам! Дэниел Бун Таггарт, ты невыносимый человек. — Скрестив руки на груди, Кит откинулась на сиденье и дала выход гневу. — Я и не ожидала, что ты меня поймешь, — бросила она. — У тебя всегда была семья.
— И у тебя была семья. У тебя были тетушка Джун и твоя мать. — Он помолчал. — Правда, я не помню, чтобы ты когда-нибудь говорила о своем отце…
— Хочешь знать, почему? — Ее голос источал сарказм. — Потому, что я даже точно не знала, кто был моим отцом.
— Извини. — В его голосе звучало сочувствие, а не возмущение. — Я не знал.
— А ты никогда и не спрашивал, — резко ответила она. — Это не секрет. Я просто не афишировала это. Сначала мне было стыдно, но потом я поняла, что моя жизнь никого не интересует.
— Это не верно.
Он посмотрел на нее, на его красивом лице читалось сожаление. Сожаление о том, что у него никогда не находилось времени, чтобы узнать ее.