Первым ее побуждением было отскочить в сторону и продолжить разговор о том, что Энни имеет право вспоминать о матери, но поцелуй Брента опьянил Келли гораздо сильнее, чем выпитый светлый эль. Почувствовав, что слабеет, она приоткрыла губы ему навстречу.
— Милая, замечательная Келли! — пробормотал Брент, привлекая девушку к себе и запуская пальцы в ее волосы. — Ты знаешь, как я хочу тебя?
Безмолвный ответ Келли выразился в требовательном, страстном поцелуе. Брент слегка отстранился и перевел дыхание.
— Если мы не прекратим, я овладею тобой прямо здесь и сейчас. — Он зарылся лицом в ее волосы. — Боже, я этого не вынесу.
Желание бурлило в Келли, и она трепетала так, словно от прикосновений Брента могла сорваться в пропасть.
— Мне пора домой, — пробормотала она.
— Я хотел бы, чтобы ты осталась, но это смутит Энни, — обняв Келли, прошептал Брент, — а сейчас это ни к чему.
Мысли об Энни, которой запретили тосковать о матери, терзали Келли и охлаждали страсть, разбуженную в ней Брентом.
— Ты даже не представляешь себе, как много для меня значит твое внимание к Энни. Я хочу… я надеюсь… — Брент все теснее прижимал к себе Келли, — надеюсь, что ты питаешь ко мне хоть толику тех чувств, какие я питаю к тебе. Я не вполне уверен, но уповаю на то, что у нас троих все образуется.
При этой неуклюжей попытке Брента определить их отношения Келли крепко прикусила губу.
Брент проводил ее до грузовика, Келли пожала ему руку и уселась за руль. Пожелав ей спокойной ночи, Брент быстро поцеловал ее в губы.
По пути к дому Келли пыталась осмыслить стремление Брента охранять Энни от воспоминаний о матери. Ей, конечно, оставалось только смириться с его желанием и при этом уклоняться от разговоров начистоту.
Припарковав грузовик, Келли пошла в конюшню взглянуть на лошадей. Звездочка и Красавица дремали в стойлах, положив головы на разделявшую их перегородку; Ласточка приветствовала ее радостным пофыркиванием.
— Вы, лошади, даже вообразить не можете, как вам хорошо, — Келли поглаживала гладкий нос, — никаких проблем, никаких эмоциональных переживаний. Это не совсем справедливо.
Через несколько минут кобыле надоело общение с ней; она снова вернулась к своей кормушке и опустила морду в ярко-зеленую люцерну, оставленную для нее Стивом, а Келли направилась в кладовую.
Войдя в слабо освещенную комнату, она провела рукой по висевшему на стене английскому седлу, закрыла глаза и глубоко вдохнула запахи мази, хорошо выделанной кожи, лошадей и люцерны. То, что происходило между Келли и Брентом, усложняло ее отношения с Энни, и с этим трудно было что-либо поделать. Постепенно покой и порядок рабочей комнаты, знакомые запахи и ощущения успокоили Келли. Она расположилась у себя в кабинете, вспомнила отца и провела пальцем по истертому пятну на углу поцарапанного деревянного стола, оставленному его сапогами.