Глория была бледна и едва держалась на ногах. Она бормотала какие-то слова извинения и благодарности.
— Прошу вас, помолчите, — велела ей Клэр. — Вы в состоянии ходить?
— Да, я в порядке. Я долго не ела, потому меня и вырвало. Ведь ты меня так хорошо накормила.
У Клэр снова сжалось сердце. Никто не занимался ни ее воспитанием, ни образованием. Вот и превратилась в полное ничтожество. А ведь когда-то, наверное, и она мечтала о любви, о счастливом замужестве. Клэр вздохнула. Ладно, хватит философствовать — делами нужно заняться. Сейчас подъедут отец с матерью и…
Она отыскала старую плиссированную юбку на резинке и длинный свободный вязаный кардиган. Каким-то образом ей удалось натянуть на Глорию всю эту одежду. Сняла с вешалки твидовый жакет матери — слава Богу, он все-таки на нее налез. Заставила причесаться, напудрить лицо и вынуть из ушей уродливые серьги. Теперь Глория казалась гораздо моложе и имела вполне пристойный вид, и Клэр поняла, почему ей показались такими знакомыми синие глаза Глории — они были точь-в-точь такими, как у отца. На бледном узкоскулом лице Оливера Меллорса блестели вот такие же огромные синие глаза!
Увидев себя в зеркале, Глория хихикнула:
— Боже! Да я стала как благородная!
— Вот именно. А теперь спускайтесь вниз и ждите… отца.
— Черт, ты такая добренькая… и я тебе очень, очень…
— Я уже говорила вам, что не люблю, когда меня благодарят, — перебила ее Клэр.
— И все равно ты очень добренькая, — упрямо повторила Глория.
Я сделала для нее все, что могла, думала Клэр, но, да простит меня Господь, я бы не хотела видеть ее снова. Ни за что не останусь здесь. Меня тошнит, тошнит от нее. Мать знала, на что шла, когда выходила замуж за отца. Но я тут при чем? Кажется, их самодовольству наступил конец.
Она дала Глории воскресную газету, чтоб та не скучала.
— Я попрошу миссис Дженкинс сварить яйцо, — сказала она. — Вам следует подкрепиться. Только гуся вам есть не советую.
Она поднялась к себе. Ее воротит от семейных сцен, а поэтому лучше не присутствовать при встрече отца с дочерью от первого брака. Не хочется ей быть свидетельницей позора и разочарования, которые непременно испытает мать, оказавшись лицом к лицу с жестокой реальностью. Теперь наверняка разлетится вдребезги уютный мирок их безмятежного эгоистического счастья.