— Нужно вызвать доктора Коула.
— Она совсем плохая? — спросил Меллорс.
— Возможно, у нее начинаются роды. Правда, это маловероятно, но лучше вызвать доктора. Позовите Уиттерса, чтоб помог отнести ее в дом, а я уложу ее в постель.
Конни бросилась к телефону звонить доктору Коулу, который жил в двух милях от фермы. Меллорс побежал за своим старшим пастухом. К счастью, он оказался дома, хоть и было воскресенье.
Через несколько минут Глория уже лежала на кровати в комнате для гостей. Клэр протерла ей лицо, переодела в одну из широченных ночных рубашек миссис Меллорс и теперь спокойно и без суеты хлопотала над ней, пытаясь привести в чувство.
Наконец Глория пришла в себя. По ее бледным щекам текли слезы.
— Прости меня, — хрипло прошептала она. — Что, уже началось? Я что, скоро рожу?
— У вас где-нибудь болит?
— Нет, нигде. Но мне ужасно. Мне стало нехорошо, когда я шла по полю рядом с папой.
Клэр так и резануло это «папа». И все равно она очень жалела Глорию — раздевая ее, она просто ужаснулась ее болезненной худобе. Руки и ноги словно спички, лодыжки отекли и распухли. У Глории оказалась очень белая и тонкая кожа, что, очевидно, было характерно для всех Меллорсов. Сейчас, когда на ее лице не осталось никакого грима, оно было по-своему хорошеньким и даже милым, если бы не этот отпечаток нужды и порока, который успела наложить на него жизнь.
— Ты такая добренькая, такая добренькая… — Глория глядела на свою младшую сестру полными слез глазами. — Никогда не забуду, что ты для меня сделала.
— То же самое сделала бы любая сестра милосердия, — холодно возразила Клэр. Нет, она и самой себе ни за что не признается, что ее сердце болезненно сжалось, когда она уловила это явное сходство Глории с отцом.
Она сидела возле ее постели, пока не пришел доктор Коул. Оказывается, Меллорс поднял его прямо с постели, прервав сладкий послеполуденный сон старика. Теперь, когда Клэр знала, что Глория больше не нуждается в ней и до родов еще далеко — обморок случился от слабости, — она засобиралась на автобус.
Отец, прищурившись, посмотрел на дочку и сказал:
— Я все понимаю, Клэр. Я очень виноват перед тобой. Прости меня, девонька.
— Ладно, будем считать, что все в порядке, — пробормотала она. — Только Бога ради объясни матери, что я никогда не буду считать эту женщину своей сестрой, испытывать к ней какие бы то ни было родственные чувства и так далее. Да, я постараюсь быть к ней добрей и снисходительней, но полюбить ее не смогу никогда.
— Я все понял, девонька, — просто сказал Меллорс.
Конни была очень огорчена внезапным отъездом дочери и вызвалась проводить ее к автобусу.