Он глядел в широко раскрытые глаза девушки и понимал, что она ничуть не кривит душой. И все равно отказывался верить собственным ушам. Да такая красавица, как Клэр, должна ходить на свидания, танцы, по ресторанам, влюбиться, наконец, в кого-то должна. Она же только и делает, что исполняет все его желания, а он ее добротой злоупотребляет.
— Я так многим обязан тебе, Клэр. Но… понимаешь, что-то здесь не так. Я чувствую себя виноватым перед тобой. Ты должна встречаться со своими сверстниками. Вокруг так много молодых, красивых, здоровых ребят.
— Но мне никто не нужен! — горячо воскликнула она. — Я так счастлива с тобой. Мне еще никогда ни с кем не было так хорошо.
— Но почему? Ведь я — инвалид. К тому же настоящий урод.
— Господи, да при чем тут твоя внешность? Ведь я люблю тебя, а не твое лицо. Люблю твою душу, твой ум… — Она замолчала, словно удивленная собственным словам. — Да, я люблю, люблю тебя, Колин, — уверенно сказала она.
И вдруг осмыслила сказанное. И поняла, что на самом деле любит Колина — всей душой, всем сердцем. И очень страшится его потерять.
Колин нахмурился. Он видел, что Клэр говорит правду. Но видел и то, что она сама испугалась этой правды. Зарделась, отвернулась.
Колин протянул руку и крепко стиснул ей локоть.
— Я знаю, ты сказала это просто так, не подумав, но все равно мне было очень радостно это услышать. Не волнуйся, родная, я не собираюсь ловить тебя на слове.
В его голосе было столько нежности и грусти.
— Я сказала то, что чувствую. Да, Колин, я люблю тебя. Впервые в своей жизни. О Господи, наконец-то, наконец свершилось! И я не стану притворяться перед тобой, даже если ты отвергнешь мою любовь.
— Отвергну? Я отвергну твою любовь? Да ведь я… я очень давно люблю тебя, моя хорошая. Но я бы никогда не признался тебе в этом первым.
— Почему, Колин?
В глазах девушки было искреннее удивление.
— Потому что я не имею права навязывать тебе свою любовь.
Клэр отвернулась и сказала, глядя куда-то в сторону:
— Я помню, когда погибла Ивлин, ты сказал, что больше никого не полюбишь.
Он лег на спину и стал смотреть в небо. Глубокий шрам на его подбородке напрягся и побелел. Прошлое все еще имело над ним свою власть.
— Да, тогда мне так казалось. Но это было очень давно, — наконец заговорил он. — Сама знаешь, сколько у меня было времени все обдумать. Я лежал ночами без сна, я не мог ни читать, ни писать, а только думал, думал и вспоминал. Я старался найти в себе силы жить. Вот тогда-то я и понял, что наше с Ивлин чувство оказалось недолговечным. Рано или поздно она бы все равно ушла от меня. Понимаешь, нашей любви не хватало глубины. Это было очарование молодостью, упоение новизной ощущений. Теперь я понимаю, что Ив любила меня только за мою внешность.