- Вань, - нерешительно начала я, но, увидев, что брат пытается меня перебить, продолжила более уверенно. - Пойми...я не знаю, как на это все, - я обвела рукой голые стены, - реагировать. Я рада за тебя и понимаю, что ты уже большой мальчик и хочешь пожить отдельно, но...Откуда у тебя столько денег?
- Я заработал, - уклончиво махнул головой Ванька и отвернулся, избегая смотреть мне в глаза. - Кать, серьезно, ты правда думаешь, что я украл их или еще что-то?
- Вань, нет! - погладила его по плечу и попыталась подбирать слова более осторожно. - Просто мне кажется, что заработать такие деньги за год нереально. Тем более, ты же не копил целенаправленно. Ой, Вань, вот не надо, - заворчала я, когда Вано начал отнекиваться. - Я тебя знаю. Ты бы в жизни от меня это не скрыл. Откуда деньги, а?
- Я заработал, - упрямо повторил он и как будто замкнулся в себе, отгораживаясь и отстраняясь от меня.
Дальше разговора у нас не вышло. Я еще пыталась пару раз развить эту тему, но брат упорно отмалчивался, делая вид, что ничего нового сказать не может. Я злилась, он психовал, и в итоге мы не разговаривали две недели. Те, кто нас знал, действительно хорошо знал, были просто в шоке, потому что мы с Вано вообще никогда не ссорились. Мы могли ругаться, злиться, не сходиться во мнениях, но как сейчас - дуться и не разговаривать...
В итоге, мама все заметила, да в принципе, по-другому и быть не могло. И она резко заволновалась и почувствовала неладное. К слову сказать, мы с Вано, даже не разговаривая друг с другом, единогласно решили не волновать ее и не рассказывать ничего о квартире.
- Катя, ты занята? - спросила у меня как-то мама в тот редкий вечер, когда я не бежала сломя голову к Мите. Когда я кивнула, не отрываясь от маникюра, она аккуратно присела на край кровати и смахнула с покрывала несуществующие пылинки. - Я с тобой хочу кое-что обсудить.
- Что?
- Что у вас с Ваней случилось?
Я дернулась и от неожиданности неудачно мазнула кисточкой, размазав лак по ногтю.
- Ну вот, мама, - я достала жидкость для снятия лака и начала остервенело тереть ноготь, за порывистостью скрывая свою нервозность и страх. - Нельзя же так под руку говорить!
- Прости, - в ее голосе не слышалось ни капли раскаяния, наоборот, мама в этот момент была сосредоточена как хирург перед операцией. - Но ты не ответила.
Я не умела врать. Тем более, маме. Она и Ванька были самыми близкими и дорогими людьми в моей жизни, но я понимала, что иногда сладкая ложь предпочтительней горькой правды. Я сама не была уверена в чем-то, меня лишь терзали смутные догадки и подозрения, но если рассказать все маме, станет вдвойне хуже. Не только нам с Вано, но и ей. И я решила обойтись полуправдой, хотя, видит Бог, в душе я понимала, что вру, нещадно вру, и из-за этого во рту появилась какая-то горечь, которую не возможно было ни заглушить, ни избавиться от нее.