— Это вы, доктор? — окликнула Станю Андела.
Радость с новой силой вспыхнула в душе Стани.
— Вы тоже ждете двадцатый номер? Его так долго нет. Знаете что, пойдемте до следующей остановки, здесь очень ветрено.
Станя взял Анделу под руку, и они пошли по набережной. Андела оглянулась, придерживая шапочку. Он тихо сообщил ей, что все благополучно, и она молча прижала его руку к себе. Все понятно, хватит, она удовлетворена сообщением и передаст кому следует. Но, возможно, это пожатие говорило и о другом, в чем Станя не был окончательно уверен. Они шли рядом, и сырая темнота отступала перед ними; теперь стало лучше видно дорогу. Это все Андела, Андела! Из ее муфточки идет тепло, в ее следах вырастают цветы. Станя, не выпуская руки Анделы, свернул в садик около небольшого павильона, в котором когда-то стоял памятник австрийскому императору Францу-Иосифу, пока Первая республика не изгнала его оттуда. Андела знала о памятнике только по рассказам родителей, ведь ей было лет двадцать. За павильоном Станя остановился.
— Ты уже знаешь об этом, да? — лихорадочно прошептал он. — Сталинград.
Андела быстро, молодым и гибким движеньем подняла голову и тут же восторженно подтвердила, что ей все известно; и как будто это разумелось само собой, они прижались друг к другу и обменялись продолжительным поцелуем. Никогда до этого Станя не осмеливался прикоснуться к Анделе. Они были вдвоем в пустынном садике, где гулял ветер. И вражеское затемнение превратилось в пьянящую темноту.
Лицо Стани щекотал меховой воротник девушки, овеянный запахом озона, Андела нервно искала платочек. Потом прижала его к глазам.
— Ну нет, — сказала она тихо, точно ребенок, уговаривая себя, — сейчас мы еще не смеем плакать. Я спрячу слезы до прихода русских, Станя, тогда я буду плакать от радости целый день.
— Я тебя очень люблю, — отвечал Станя и снова привлек ее к себе. — Андела, ты выйдешь за меня замуж?
Андела вздохнула.
— Станя, сегодня такой счастливый день, такой… Я тоже думала уже об этом. Да. Да. Как только кончится война.
Станя удивился.
— Почему после войны? — спросил он отчужденно. — Почему не сейчас? Зачем ждать?
— Если бы речь шла только обо мне, — произнесла Андела лукаво, и по голосу ее можно было догадаться даже в темноте, что она улыбается, — мы завтра же сыграли бы свадьбу. Но, видишь ли, Станя, это помешало бы нашей работе. Наше дело требует свободы действий… понимаешь?
Станислав понял. Андела была связной, проверяла, нет ли опасности, водила подпольщиков на свидания и уводила с квартир, которым угрожала опасность, в более надежные. Именно тогда, во время «гейдрихиады», когда они встретились в трамвае, она провожала в Годковички одного подпольщика, этого невыспавшегося, обросшего человека.