В ней была какая-то духовная неуязвимость, и Зденка старалась воспитать ее и у других заключенных. Первым условием была чистота тела. У Здены был на этот счет опыт: пока люди моются, у них все в порядке, перестают мыться — наступает моральный упадок. Коммунистки выдвинули лозунг: «Будьте чистоплотны, будьте опрятны, не опускайтесь! Пусть тюремщики видят, что они не сумели заставить нас пасть духом, что они не согнули нас».
Блажена, которая дома выглядела как куколка, у которой в комнате не было ни пылинки, восторженно пропагандировала эту идею.
Впрочем, среди чешских женщин это было нетрудно. Чешки были выносливы и опрятны, они привыкли и дома мыться холодной водой, стирать, прибирать, проветривать комнаты, чинить свои вещи. Труднее было с изнеженными француженками. Эти южанки боялись холодной воды и о каждом пятнышке, которое появлялось у них на коже, говорили возвышенно и туманно: «Авитаминоз!» Конечно, в лагере был авитаминоз, но при чем тут грязь? Вши — бич лагеря — досаждали и опрятным людям, не говоря уж о тех, кто всячески избегал холодной воды, если не было теплой.
Однажды вечером Зденка зашла в чешский барак повидать пожилых женщин. Для тех очень много значило, когда молодежь проявляла к ним внимание, а особенно Зденка, «солнце лагеря». Зденка появилась в белоснежном халате, рослая, приветливая, веселая, ослепительно чистая, и улыбнулась женщинам, которые, распахнув окна настежь, разложили одеяла и истребляли в них вшей.
— Как поживаете, женщины, что делаете?
— Сама видишь, — отозвалась языкастая Галачиха, — давим авитаминоз!
Бывали и трагические случаи. Милада, настоящий, хороший человек, тоже когда-то жила в счастливом супружестве. Ее мужа казнили во время «гейдрихиады». Милада знала об этом и сумела справиться со своим горем. У нее было двое детей, надо было жить для них. В Равенсбрюк приходили открытки, написанные детскими каракулями, и, как струйки живой воды, освежали душу молодой матери. Она держалась мужественно, не опускала рук.
Но однажды в чешском бараке появилась новенькая, неискушенный «цуганг», этакая сентиментальная бабенка, не знающая неписаных лагерных законов. В лагере не полагается спрашивать друг друга: за что вы сюда попали? Заключенные говорят только о том, что вот опять сократили хлебный паек, о том, какую новую глупость изрекла свирепая Ворона, о положении на фронте. Но никто никогда не рассказывает о чужих домашних делах и даже не намекает на них. Об этом в лагере полагается молчать. Таков неписаный лагерный закон. А эта баба, как увидела Миладу, кинулась к ней и давай обниматься и хныкать: