Водители уже запустили моторы. Машины, казалось, вздрагивали от нетерпения. Представитель Красного Креста стоял у одного из автобусов. Он уже собирался войти в машину, как вдруг сильно закашлялся: весенний ветер бросил ему в лицо клубы едкого черного дыма.
— Это из крематория, — быстро сказала в автобусе норвежская коммунистка и подошла к двери. — Увезите отсюда как можно больше женщин, — настойчиво продолжала она. — Спасите им жизнь! Здесь умирают не столько от болезней, сколько в газовой камере.
Представитель Красного Креста поднял брови и недовольно поморщился.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Но у меня определенные инструкции: мне поручено увезти отсюда только подданных норвежского короля.
— И это Международный Красный Крест!
Лучи заходящего солнца отразились на лакированных кузовах автобусов, словно на водной глади, моторы торжествующе взревели, и чистенькие машины, одна удобнее другой, тронулись, полупустые, в путь, напоминая о беззаботном, веселом туризме. Скоро они скрылись из виду. А может быть, их вовсе и не было? Может быть, все это только пригрезилось заключенным?
Светлые полупустые автобусы уехали, а из крематория по-прежнему валил черный дым…
Через два дня после отъезда норвежек, когда узницы уже спали, в барак неожиданно ворвались эсэсовцы.
— Auf! Auf! Sofort! Alles mit!
Что случилось? Что еще? И где Мильча уже слышала этот крик? Ах да, в тюрьме Панкрац, когда палачи пришли за Еленой в дни осадного положения. У Мильчи осталось мучительное воспоминание, она была очень привязана к Елене и не могла до сих пор забыть ее. Теперь, после трех лет жизни в лагере, Мильча стала опытнее. «Alles mit!» ее ошеломило — так вызывают для отправки. Каждая перемена в жизни заключенного таит для него опасность.
Уже много дней за горизонтом бушевала канонада. Люди, живущие в мире и довольстве, боятся орудийной пальбы. Но для заключенных она звучала как музыка. Русские девушки ходили словно завороженные: наши, наши! Они узнавали орудия по звуку; кроме них, никто не имел фронтового опыта, и Блажена все время спрашивала у Кето:
— Как ты думаешь, далеко еще ваши?
— Это тяжелые орудия; может быть, они бьют по Берлину, — отвечала Кето.
В ту ночь, когда их внезапно разбудили, канонада усилилась.
— Нас угоняют подальше от русских, — пробормотала Галачиха.
А мы дождемся их тут! Узницы вцепились в койки и не хотели вставать. Несколько дней назад Блажена совещалась об этом со Зденкой: идти пли не идти, когда настанут последние дни лагеря? Не идти, если будет возможность выбирать, решила Зденка. Пусть нам даже грозит смерть, — лучше умереть политическим узником, чем погибнуть среди немецких беженцев.