В амбулатории никто не подошел к телефону, а Станиславу пора было на службу. Он позвонит из Клементинума.
Станислав до сих пор ходил в бывшую иезуитскую коллегию через ворота в стиле барокко под черно-золотым орлом, в этот городок пешеходов в центре полной движения Праги. Каждое утро он видел на задумчивом дворе статую пражского студента, — к сожалению, только статую! — и обсерватория, выглядывающая своей зеленой шапкой из-за библиотеки, ежедневно здоровалась с ним. Он обходил в Клементинуме Рудольфов звездный глобус с созвездиями в виде животных: дельфина, скорпиона, козерога, лебедя, видел на полках пергаментные Библии в переплетах из тисненой свиной кожи с чеканными застежками. Вышеградский кодекс, Пассиональ аббатисы Кунгуты, Седлецкие Антифоны[37], разрисованные и раскрашенные с таким необычайным искусством, — рукописные драгоценности, свидетели многовековой чешской культуры, пока еще лежали в витринах. Но они в немецких руках. Если нацисты вспомнят о них, они могут тайком перепродать их куда вздумается. Они закрыли у нас высшую школу, перехватали чешских студентов, в университетской читальне увиливают от фронта разные папенькины сынки в германской военной форме. Их вид, даже за стеклянной перегородкой, претил Стане. Чешские служащие до сих пор выдавали книги читателям-чехам. Но начальство было немецкое, и радоваться было нечему.
Станислав, в общем, не мог пожаловаться на немцев, служащих библиотеки. Одни были холодны и корректны, другие бодро шутили и пытались завязать дружбу. Они не понимали или не хотели понимать того, что угнетает чехов, и старались преодолеть их неприязнь. Но чехи не поддавались. Они ограничивались необходимыми служебными отношениями. Один из немцев, толстенький пражский старожил с румяными щеками и коротким носом, который казался еще короче из-за круглых очков, Франц Шварц, историк искусства, очень симпатизировал молодому Гамзе. Именно сегодня, когда Станя, едва успев снять пальто в раздевалке, хотел подойти к телефону, попавшийся навстречу Шварц остановил его.
— Herr Kollege, ich habe eine Bitte an Sie zu richten[38],— сказал он по-немецки на мягком австрийском наречии, унаследованном от родителей. — Я хотел бы издать сборник о красотах города Праги. Очерки, стихи и безукоризненные репродукции. Не напишете ли вы статеечку?
«Об этом старинном германском городе», — усмехнулся про себя Станислав.
— Я плохо знаю немецкий, — ответил он уклончиво.
Полное лицо Шварца расцвело, как роза, от ласковой улыбки, доброжелательной к человечеству.
— Какие пустяки! Я бы тщательно перевел, коллега. Ведь мы оба любим Прагу.