— Если я смогу что-нибудь перепечатать…
— Нет, спасибо.
Он отвернулся, явно отвергая это мирное предложение, и Хелли сделала несколько шагов назад к двери, продолжая лепетать извинения:
— Я очень сожалею, что так случилось, и мисс Паргайтер тоже, и дети.
Она была уже почти в холле. Он пошел за ней, к стулу у двери, на котором он оставил свой «дипломат». Хелли вышла в холл и, повернувшись, увидела наверху что-то белое. Скорчившись за перилами галереи, близнецы подглядывали в просветы между балясинами, явно считая, что их никто не видит, в то время как их бледные мордашки и пижамы в бело-голубую полоску выделялись на фоне темной стены так четко, как если бы на них направили прожектор.
Хелли ахнула, увидев их, и Роджер Шерман тоже вышел в холл.
— Спускайтесь! — позвал он детей.
Мальчишки распластались на полу, затем медленно подняли головы и увидели, что Хелли и Роджер Шерман смотрят прямо на них. Потом нехотя поднялись и пошли вниз — босые, со всклокоченными волосами и, к неудовольствию Хелли, с одинаково сварливыми физиономиями.
Тим спросил:
— Вы отошлете нас назад, мистер?
— Где Рози? — спросил Шерман.
— Она не захотела подслушивать, — ответил Тони. — Если Рози надо уезжать, то мы все уедем.
Он никого не упрашивал, его голос звучал резко, но у Хелли перехватило дыхание, и она знала, что Тони и Тим поступят как говорят.
Роджер Шерман спокойно спросил мальчиков:
— Это вышло случайно?
Они кивнули.
— В дальнейшем вы обещаете присматривать за Рози?
— Да, мистер, — хором пообещали они.
— Хорошо, а теперь марш в постель, вам надо поспать.
Они пулей взбежали по лестнице. Наверху они остановились и крикнули:
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — отозвались Хелли и Роджер Шерман.
— Спасибо вам, — сказала Хелли.
— За что? За то, что я их не отослал обратно? Но это же ваш дом, мисс Крейн.
— А вы не могли бы мне объяснить, почему он мой?
— А вы сами не знаете?
— Не имею ни малейшего представления. Мне кажется, что ваша тетушка составила список людей, с которыми встречалась последние двенадцать месяцев, и просто ткнула в него пальцем наугад.
Роджер Шерман спросил:
— Вам всегда так везет?
Везет? Ей? Хелли вспомнила о Саймоне. Когда Саймон признался, что любит ее, она чувствовала себя самой счастливой девушкой на свете. До той самой минуты, пока он не сказал: «Хелли, милая моя дурочка…»
От этих воспоминаний лицо ее затуманилось.
— Не всегда, — ответила она.
Хелли ждала, что воспоминания отзовутся привычной болью в сердце, но сейчас ее почти не было, и она поняла, что эта мука не навсегда. Восемь месяцев тянулись, словно вечность, и вдруг стало ясно, что всему есть предел.