— Совсем не в том смысле, — проговорил Альберт, выпуская сигаретный дым себе на руки. — Вернее, да, мы ездили в Эдинбург. Мы оба специализировались по философии и ездили по программе обмена.
— Понятно. Эдинбург много значил для Кристины.
— Да.
— Кристина сохранила пакетики с картонными спичками из мест, где вы останавливались, и салфетки из пабов, где вы бывали.
— Неужели?
Что присутствовало в его голосе? Сожаление? Нежность? Беспокойство? Альберт был непроницаем.
— Альберт, как вы могли жить здесь и делать вид, что Конни ничего не известно?
— Я не считал, что ей что-то известно.
— В самом деле? Тогда почему она ударилась в панику в час ночи и принялась отчаянно искать вас повсюду?
— Иногда она становится… приходит в сильное возбуждение. Конни очень страстная натура, — вздохнул Альберт.
— Страстная? Приходит, говорите, в сильное возбуждение? Да она чуть с ума тогда не сходила! Обычно, если все в отношениях между любящими людьми нормально, такой реакции быть не может. Вот если между ними есть ложь, то тогда да. Особенно если тут замешана еще одна женщина. Тогда да. В этом случае все это имеет вполне определенное название: обман, предательство. Вы просто-напросто предавали Конни.
— Я никого не предавал, я вам говорю. Никого.
— Ну а Конни тоже так считала?
— Да. Я так думаю. Но куда вы все клоните, я никак не пойму?
— Послушайте, — сказал Спенсер, — вы настолько привыкли лгать насчет себя и Кристины, что все еще не можете остановиться. Я прошу вас, остановитесь. Сейчас. Понимаете, ваше вранье не только меня сильно злит, оно вас подводит.
Они вышли на улицу и остановились рядом со старым гамаком, который был засыпан снегом. Альберт поежился и задернул молнию на куртке. Потом вздохнул и разоткровенничался:
— Послушайте, я не вру. Вы не можете себе представить, как отвратительно я себя чувствую из-за всего этого.
Спенсер молчал, он был разочарован. Тот разговор, на который он рассчитывал, не состоялся. Здесь так красиво: горы, снег, долина внизу, но любоваться всем этим желания не было. Потому что в его душе накапливался неприятный осадок, вызванный общением с этим субъектом, который стоял перед ним. И он с каждой минутой нравился Спенсеру все меньше и меньше.
— Альберт, что вы за человек? Что за люди были вы с Кристиной? Ведь Конни так вас любит! А Джим любит Конни…
Альберт фыркнул.
— Зачем вы подсовывали дерьмо и заставляли их его есть? — продолжил Спенсер. — Зачем? Почему непременно надо было общаться и каждодневно лгать, вместо того чтобы порвать с ними всяческие отношения, и пусть бы каждый шел своей дорогой?