Теперь Антипов внимательно посмотрел на слугу. Темно-лиловая куртка Риксты перекосилась: пуговицы были застегнуты неправильно. Рыжие волосы торчали вверх, словно он недавно проснулся, проведя ночь на сеновале. От него сильно несло вином.
— Ты мне сказал об этой бумаге, когда я был внизу? — притворно-добрым голосом спросил Виктор.
— Нет, ничего не говорил, — не слишком уверенно ответил Рикста.
Антипов подошел к слуге и взял его за воротник куртки.
— Чтобы здесь пить не смел! — теперь уже грозным шепотом сказал Виктор. — Узнаю — прибью! Мы здесь для важного дела, и у меня нет времени разбираться с твоими глюками. У тебя уже не в первый раз такое после попойки. Ты так и не вспомнил, что собирался делать в покоях Маресы! Я вместе с ней еле уговорил барона тебя простить. Если напьешься и влипнешь в историю — спасать не буду. А напортачишь — сам удавлю. Понял?
— Понял-понял. Чего тут не понять! — Рикста испугался неожиданного гнева хозяина и поспешил сменить тему: — Господин, а какая она, графиня Ласана? Правда, что очень красивая? Что все мужчины влюбляются в нее с первого взгляда?
— Не знаю, как насчет влюбляются, — Виктор встряхнул слугу для профилактики перед тем, как отпустить, — но глядя на весь этот ажиотаж с турниром, можно сказать, что мужчины к ней хорошо относятся.
— Ну а если она не такая красивая? Вдруг слухи врут? — с облегчением продолжал допытываться Рикста.
Антипов отмахнулся, возвращаясь к изучению чертежа, но все-таки ответил:
— Если она некрасивая, то к ней хорошо относятся женщины.
Графиня Ласана ан-Мереа сидела перед большим серебряным зеркалом, украшенным причудливым узором из переплетенных веток и листьев. Она рассматривала свое лицо в зеркале как что-то привычное, хотя многие мужчины отдали бы все на свете, чтобы видеть его как можно дольше. Мягкие белокурые волосы обрамляли лицо с пухлыми щечками и небольшими алыми губами, не нуждающимися ни в какой помаде. Небольшой прямой нос позволял любоваться Ласаной не только анфас, но и в профиль. Темно-зеленые глаза удивительно гармонировали с бровями, которые были немного темнее, чем волосы.
— Так что у нас за проблемы, Вирета? — Голос графини был звонким и нежным, хороший поэт мог бы сравнить его с журчанием лесного ручья, а опытный поэт (поднаторевший в лести) запросто заявил бы, что этот самый ручей должен чувствовать себя польщенным таким сравнением.
Рядом с Ласаной стояла доверенная дама, темноволосая девушка лет двадцати пяти, одетая в роскошное черное платье, которое резко контрастировало с белой ночной сорочкой графини. Вирета принесла тревожные вести и старалась подать их в легкомысленной форме, словно это могло как-то изменить их суть.