— Черт подери, а ну-ка, отдайте! — Глухой отзвук собственного голоса выводил Адама из себя.
— Ах, вам нужна трость? — Жюли отступила чуть дальше. — Так идите и возьмите ее сами.
Да он без нее и шагу не сделает! Или сделает? Юноша не сводил с трости глаз, словно одного вида ее было достаточно, чтобы не упасть.
— Адам!
Он заставил себя поднять голову. В ее глазах по-прежнему полыхало золотое пламя, но куда исчезли насмешка и лукавое поддразнивание? Во взгляде читалась только ласка — и нечто большее. Адам затруднился бы подобрать нужное определение, но знал одно: это чувство необходимо ему как воздух.
— Пожалуйста…
Никогда прежде Жюли не обращалась к нему с этим словом. Она отдавала приказы, терроризировала и бесила его. Но вот «пожалуйста» Адам от нее не слышал. Черпая силы в смиренной просьбе и ласковом взгляде, он переставил вперед одну ногу. Затем вторую.
Медленно пересекли они палату. Адам — шаг вперед, Жюли — шаг назад, все дальше, не останавливаясь, пока ее лопатки не коснулись противоположной стены. Оба замерли, тяжело дыша, словно пробежали целую милю.
Жюли протянула трость. Адам взял ее в руки и долго смотрел на нее, прежде чем отшвырнуть на кровать. А затем обернулся к Жюли: та в изнеможении прислонилась к стене и закрыла глаза.
— Жюли, посмотрите на меня.
Длинные ресницы затрепетали, по щекам хлынули слезы. Адам порывисто шагнул вперед, преодолевая оставшееся между ними расстояние, и заключил девушку в объятия.
Жюли уткнулась ему в плечо и обвила руками шею. Долго стояли они так — недвижно, молча, поглощенные друг другом. Постепенно дыхание их выровнялось, сердца забились в унисон.
Когда хрупкое равновесие нарушилось, это тоже произошло в унисон. Не размыкая объятий, молодые люди повернулись так, чтобы каждый мог видеть лицо другого.
— Спасибо вам, — тихо проговорил Адам.
Растроганная до глубины души, она только кивнула. Никогда прежде он не говорил с нею так. Только сейчас Жюли осознала, сколь много значат для нее эти простые слова.
Золотистые глаза расширились, на пушистых ресницах крохотными бриллиантами поблескивали слезы. Адам поднял руку. Прикосновение к влажной щеке всколыхнуло в его груди целую бурю чувств, жаркую и всесокрушающую, и юноша вздрогнул от боли. Схожая, мучительно-сладкая боль пронзила Адам в тот день, когда он впервые встал на ноги.
Лица их сблизились, как несколько дней назад, в саду. Жюли ощущала исходящее от него тепло. Глаза его потемнели до оттенка морской волны накануне шторма. В них отражались чувства, которым она не смогла бы подобрать определения, — знала лишь, что эти движения души несут в себе скрытую угрозу.