– Исключено. По причине полного отсутствия таковых.
– А раньше были?
– Не помню. Была вроде одна. Я тогда еще маленькая была. Она все мужа искала. Примерно как твоя бабушка.
– А что сразу моя бабушка? – вспылил Карабас. – Она никого не искала. Они сами находились.
– Подругу Галиной звали. Только поди выясни, какая у нее теперь фамилия. Помню, она все маму учила жить. Смешно слушать было. У мамы фирма, а у подруги шиш с маслом.
– А по делу что-то вспоминается?
– По делу? Один раз она обозвала маму двуличной тварью. По-моему, она ей денег тогда в долг на тюнинг не дала.
– Машины?
– Да нет, тыльной стороны низа живота. И с губами немного. Не помню. Но не сиськи, точно. В сиськи больше не лезло. Они и так у нее, как у Ирэн Феррари.
– Твоя мама делала пластику? – разочарованно простонал Карабас. – Тогда понятно, почему она так выглядит.
– Дурак ты, и уши у тебя холодные. У мамы нормальный бюст. Она вся что ни на есть натуральная. Это Галина все по хирургам таскалась.
– Я так и подумал. Такой профиль ни один хирург не смастрячит, – нелогично порадовался Карабас. – Ты только посмотри, какая она удивительная. Судя по пакету, что-то поесть купила. Значит, надолго здесь обоснуется.
Следом за мамой вразвалочку подвалил Барабас, попивая лимонад из бутылки.
– Это не слежка, а фигня. Она ничего не подозревает. Затарилась жрачкой. Может, ночевать останется.
К такому раскладу я не была готова. Я хотела ночью быть с Игорем. Зато Карабас заметно оживился.
– Не кисни, лиса. Я вполне свободен. Могу один подежурить. Мне не в лом. Правда. Честное пионерское.
Барабасу такие инициативы показались непродуктивными.
– Придется сваливать. Сам видишь – мы здесь ничего не высидим. Ну, к кому-то заходили странные кексы. И дальше что? Ничего. Надо полностью менять тактику.
– А по номерам можно вычислить, кто приезжал? – гордясь своей прозорливостью, спросила я.
– Дура, что ли? Ты хочешь узнать, кто твоя маман, или нажить неприятности? Нет. Тут надо действовать иначе.
В этот момент мама снова вышла из дома. Одета так, что дух захватывает. Все-таки она у меня красивая. Надо будет спросить у Игоря, кто из нас красивее – я или она. А если скажет – «она»? Вряд ли. Он к ней уважительно относится. И вообще – влюбился-то он в меня.
«Вы совсем не похожи, – как-то сказал он. – А от отца в твоей внешности еще меньше».
Некстати вспомнилось, было мне года четыре. Я рыдала в подушку, вообразив, будто родители не мои, а мои настоящие родители совсем другие. Наверное, в тот день мне что-то не разрешили или не купили. Все детство вздорный характер. Да и каким он мог быть при таких отношениях между родителями? Я ж не дура, все прекрасно чувствовала.