— Кносс? — переспросил я, начиная что-то воскрешать в памяти и невольно удивляясь тому, в какие древние дебри завело меня расследование. Прав был Вазген, когда интуитивно понял, что это дело нужно отдать мне. Если расследовать убийство молодого грека в Петербурге можно, лишь узнав о Кносском дворце, то дело это под силу далеко не всякому шустрому детективу.
— Ну да, — кивнул профессор. — Кносский дворец — самый крупный на Крите. Дворец — не совсем точное слово для определения того, что это было. Обилие разнообразных построек, собранных воедино. Постройки самого различного назначения: там были дворец царя, дома жрецов, святилища богов, мастерские и дома ремесленников, склады и так далее. Дворец — это город.
Например, Кносс, или, как называют его современные греки, Кноссос, сами минойцы дворцом скорее всего не считали и не называли. Это был город, столица Кносского царства. Конечно, там жил царь, но, кроме того, там протекала вся хозяйственная и религиозная жизнь.
— И вы говорите, что от всего этого ничего не осталось? — еще раз уточнил я. — А как же быть с археологическими раскопками? Должно было остаться множество артефактов — черепки, орудия труда…
— Черепки! — фыркнул Саул Аронович. — Там сохранилось довольно много, а не только черепки. Вы помните историю археологии? Кстати, а почему вы ничего не пьете?
Я замешкался с ответом на его внезапный вопрос. Действительно, а почему я не пью?
Наверное, меня сковало оцепенение: слишком уж непривычным делом я сейчас занимался. Сидеть в комнате в компании двух голых людей, один из которых — поросший седыми волосами старик с жилистыми ногами и дряблым животом, а другая — юная особа с прозрачной белой кожей и томными глазами, да еще слушать при этом чинный рассказ о давно исчезнувшей цивилизации…
Видимо, и правда надо выпить, а то можно рехнуться. Может быть, выпив, я начну адекватнее воспринимать ситуацию.
— Душенька, поухаживай за нашим гостем, — сказал Саул Аронович, подтолкнув локтем прижавшуюся к нему девушку. — Налей Олегу чего-нибудь, а то он стесняется.
Откровенно заскучавшая было Аня вскочила и забегала вокруг меня, сверкая белизной юного тела. Во время нашей беседы с Гимпельсоном она томилась: заводила глаза к потолку, вздыхала, принимала различные позы, крутилась, как кошечка, возле старого мужа-профессора.
Скосив глаза на Аню, я в который уже раз поймал себя на том, что не могу поверить, что эта двадцатилетняя девушка — жена старого Саула Ароновича. Внучка — да. Может быть, с большой натяжкой — дочка. Но жена? Да он старше ее лет на пятьдесят!