Джорджина решила, что беседа с капитаном Мэлори нисколько ей не повредила. Может быть, молчание как раз толкнуло бы его на какие-нибудь другие фокусы. Она не думала, что он мог бы подойти к кровати и осмотреть ее, но этот день был не так уж удачлив для нее.
Она открыла глаза и увидела, что он склонился над ней.
– Все еще бледен, как вижу, – сказал он. – Я сделал так, чтобы облегчить нагрузку на твой нервный животик.
– О, вы это сделали, капитан, – ответила она.
– Больше не нервничаешь?
– Нисколько.
– Прекрасно. Теперь тебе не нужно больше лгать. И торопиться не нужно. Подумай, что тебе ничего больше не надо, кроме как принести в следующий раз еду.
Он успокоил ее разговором, и она забыла, какой он опасный человек.
– Извините, но я не спал предыдущую ночь.
Он выглядел очень дружелюбно. Он никогда не казался ей настолько дружелюбным. Но он не выглядел свирепым и снова изумлял ее.
– Ты еще молод заниматься тем, чем занималась моя команда в прошлую ночь. Так почему же ты не спал?
– Ваша команда, – ответила она, – возвращается, отрекается от всего, чего бы она ни натворила.
Он засмеялся.
– Через несколько лет, дорогой мальчик, ты станешь более терпим.
– Да, я понимаю, капитан. Я знаю, что матросы обычно делают в последнюю ночь в порту.
– О? Знаком с этой стороной жизни, да?
«Помни, что ты мальчик! Помни, что ты мальчик, и, ради Бога, не красней больше!»
– Разумеется, – ответила Джорджина.
Она снова увидела, как поднялась эта дьявольская бровь. Смеялись и его зеленые глаза.
– Тебе рассказывали или подсказал… твой опыт?
Джорджина икнула. Потом кашляла целых десять секунд.
Капитан похлопал ее по спине. Когда она стала дышать снова нормально, у нее было ощущение, что он сломал ей позвоночник, эта кирпичная стена, своими кирпичными кулаками.
– Не думаю, что мой опыт, капитан Мэлори, или отсутствие такового могут как-то отразиться на моей работе.
Она могла бы многое сказать по поводу его неортодоксального допроса, но его «Правильно!» лишило ветра ее паруса. И это к счастью, потому что в этот момент она не рассуждала, как двенадцатилетний мальчик. А он должен был ей сказать еще многое.
– Извини меня, Джорджи. Это привычка у меня такая, так разговаривать. Поэтому не принимай ничего на свой счет, поскольку, если быть совершенно честным, твое поведение очень изумило меня.
Она не ожидала от него таких слов. Что это такое? Хочет – хамит, хочет – издевается, хочет – оскорбляет. Черт его подери, да это худший негодяй, чем она думала раньше.
– Могли бы вы оградить меня впредь от подобных провокаций, сэр, – спросила она сухо, сквозь зубы.