— Еще он сказал, что он убил Хаджи и за это получил орден.
— Да, это так. Он офицер милиции, это его работа.
Мансур напрягся, и Ольга поняла, что сейчас она задаст самый страшный вопрос.
— Еще он сказал, что именно он, твой муж, убил моего брата, Шаха.
— Нет. Это я убила его, твоего брата.
Вот теперь она уловила что-то новое в его глазах. Это было и удивление, и что-то, удивительно похожее на зависть. Долго, невероятно долго он смотрел на Ольгу, и лишь потом задал свой вопрос.
— Зачем ты это сделала?
— Он хотел вырезать сердце моему любимому человеку. Я успела в последнюю секунду, он уже поднял свой кривой нож.
— С рукоятью из рога носорога? — хриплым голосом спросил он.
— Да, именно. Кстати, я попала ему точно в висок, так что он и не мучился. Он умер сразу, я стреляла буквально с пяти шагов.
Эта подробность словно подкосила Мансура, он сделал два неуверенных шага назад, и опустился на пуфик. Несколько минут он молчал, словно что-то рассматривал перед собой, на полу. Потом он задал вопрос очень тихим голосом.
— Значит… и меня бы ты убила?
Ольга быстро сорвалась с постели, подбежав к Мансуру, обняла его одной рукой, а потом лишь сказала главное: — Если бы ты хотел убить моего любимого, то да. Я убила бы любого, кто это хотел сделать. Любого из шести миллиардов людей, живущих на этой планете.
В этот момент в дверь каюты осторожно постучали. Мансур что-то спросил, и в приоткрытой двери показалось лицо Ахмеда Шакира. Он начал что-то докладывать своему гостю, и тот сразу сурово нахмурил брови, потом резко, коротко что-то ответил. Хозяин яхты не стал на это отвечать, а начал говорить что-то другое. Потом Ольга уловила свое имя. На это Мансур ответил так же коротко и властно. Как показалось Малиновской, Ахмед воспринял это с явным облегчением. Он осторожно прикрыл дверь, после чего Мансур отошел в сторону, и, сбросив халат, начал одеваться. Через пару минут он был одет в камуфляжную форму. Она ему очень шла, сразу делала из утомленного роскошью сибарита подтянутого воина.
— Я вернусь через два дня. Тогда мы и договорим, — сказал Мансур, и развернувшись, вышел из каюты.
Ольга, как сидела, так и рухнула назад, на спину. Ее снова начала бить нервная дрожь, как тогда, когда ее выловили голой из воды. Она протянула руку вбок, дотянулась до кальяна, и сунув мундштук в рот, торопливо затянулась терпкой, удивительным по запаху дымом. С каждым глотком на нее наплывало утраченное спокойствие. Минут через десять она уснула почти безмятежно. Вряд ли она уснула так спокойно, если бы слышала слова, что сказал Мансур одному из матросов, рослому, одноглазому турку с шрамом через все лицо.