В обществе Тристана мне, правда, было отказано — он предусмотрительно занял позицию за столом между двумя рьяными поборниками трезвости, утроив таким образом свою порцию пива.
Не успел я снова выйти на солнечный свет, как меня тронули за плечо.
— Судья просит вас осмотреть собаку, которая выглядит больной, — сказал какой-то человек и повел меня к машине, где тощий субъект, лет сорока, с темной щеточкой усов на верхней губе, держал на поводке жесткошерстного фокстерьера. Меня он встретил вкрадчивой улыбкой и категорически заявил:
— Моя собака абсолютно здорова. Какие-то бессмысленные придирки!
Я поглядел на фокстерьера.
— Но у него гной в уголках глаз.
Хозяин песика замотал головой.
— Это не гной! Я его припудрил тальком, ну и засорил ему глаза.
— Хм! Все-таки смерим ему температуру.
Песик даже не дернулся, когда я ввел термометр. Я взглянул на шкалу, и у меня брови полезли на лоб.
— Без малого сорок! Боюсь, на выставку его допустить нельзя.
— Погодите минутку! — Он выставил подбородок. — Вы не лучше этого так называемого судьи. Я привез мою собаку издалека, и я ее выставлю.
— Извините, но с температурой сорок это невозможно.
— Так его же в машине растрясло! Вот она и подскочила.
Я покачал головой.
— Но не так же высоко! Да и вид у него совсем больной. Видите, как он щурит глаза, точно их раздражает свет? Не исключено, что у него чума.
— Что? Чушь! И вы это прекрасно знаете. Он никогда еще не был в такой прекрасной форме! — У него даже губы дрожали от гнева.
Я еще раз посмотрел на песика. Он тоскливо припал к траве. Иногда по его телу пробегала дрожь, свет ему был явно неприятен, а в уголках глаз виднелись два кремовых комочка гноя.
— Вы сделали ему противочумную прививку?
— Ну нет. А почему вы вообще про это спрашиваете?
— Потому что, по-моему, у него начинается чума, и ради него и других собак вы должны немедленно отвезти его домой и показать вашему ветеринару.
Он смерил меня свирепым взглядом.
— Так вы решили не допускать его на выставку?
— Совершенно верно. Я очень сожалею, но об этом не может быть и речи. — Я повернулся и ушел.
— Мистер Хэрриот, будьте добры, приступите к измерению пони!
Я забрал свою линейку и затрусил в дальний конец луга, где были собраны пони — уэльской, йоркширской, эксмурской, дартмурской и еще всяких пород.
Тем, кто не знает, поясню: лошадей измеряют в ладонях (ладонь — четыре дюйма) с помощью особой линейки, снабженной перекладиной со спиртовым уровнем, которая укладывается на холку — наиболее высокую точку между плечами. Измерять лошадей мне доводилось довольно часто, но на выставке я этого еще никогда не делал. Держа линейку наготове, я встал рядом с двумя широкими досками, которые были уложены на траву, чтобы как-то выровнять поверхность.