— кричу я, вцепившись в его руку и стараясь оторвать ее от своей шеи. Но все мои усилия тщетны, а Римлянин только усиливает нажим. Мы уже сошли с мощеной дорожки, ноги мои скользят по мокрой траве, и я судорожно размахиваю руками и ногами, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь. Около одинаковых прямоугольных надгробий над могилами мужа и жены под руку мне попадается далеко выдающаяся вперед ветка куста. Я хватаюсь за нее, но мы продвигаемся так быстро, что она ломается, а ее острый конец впивается мне в ладонь. Боль на удивление сильная. Грязно выругавшись, Римлянин толкает меня вперед, и мы идем дальше.
Свежевырытая могила уже прямо перед нами, но, когда мы протискиваемся между надгробиями, я подаюсь влево и обхватываю один из могильных камней обеими руками. Пальцы мои скользят по гладкой мраморной поверхности и застревают в выемке выгравированной «Г» в слове «СУПРУГ».
Взбешенный Римлянин сильнее сдавливает мою шею. Я чувствую, как лицо наливается кровью, но по-прежнему изо всех сил цепляюсь за надгробие. Он дергает снова, и пальцы мои начинают скользить по камню. Острое гранитное навершие прямоугольного надгробия царапает мне руку и подмышку. Римлянин дергает так сильно, что мне кажется, будто голова моя вот-вот оторвется от шеи. Плечо горит, как в огне. А пальцы все скользят и скользят по гладкому камню. Поверхность гранита, и без того отшлифованная, намокла под дождем, и мне не удержаться за нее.
Подойдя к вырытой могиле, Римлянин ударом ноги отшвыривает прикрывающий ее дерн. Я бросаю туда беглый взгляд и вижу семифутовую дыру… неровные грязные стены, с которых осыпается земля…
Я делаю последнюю отчаянную попытку удержаться за надгробие, но пальцы мои уже выскользнули из выемки выгравированной буквы и бессильно елозят по камню.
Правая рука Римлянина плетью висит вдоль тела, и кровь из раны промочила рукав пиджака. Вне всякого сомнения, она причиняет ему сильную боль. Но он знает, что поставлено на карту. Подавшись вперед, он усиливает нажим. Мои ноги медленно скользят по мокрой траве к краю могилы. Я пытаюсь сделать вдох, но воздух не идет в легкие — Римлянин сдавливает мою шею слишком сильно. Рука у меня онемела, пальцы давно утратили чувствительность. На меня опять надвигается сплошная чернота. Господи, позаботься о маме и отце…
Ба-ах! Ба-ах!
В лицо мне ударяют мелкие крошки камня. Хватка Римлянина ослабевает, и я падаю на мокрую траву, отплевываясь и кашляя, когда живительный кислород попадает в легкие.
У меня над головой край одного из надгробий, задетый пулей, разлетается на куски. Я во все глаза смотрю на Римлянина, который поворачивается ко мне лицом. Его взгляд перескакивает с одного предмета на другой, пытаясь обнаружить неожиданную опасность. В рубашке у него появилась новая дыра, прямо в центре груди, но крови нет. Пошатываясь, он пятится назад, но недолго.