Через час я был на месте. Водитель не обманул, здесь оказалось несколько пещер, причудливо прошивших вершину горы, будто следы от чьих-то гигантских, яростных когтей. Которая из них та, я определил легко. В первых двух, самых больших, мне сразу отозвалось эхо, тут же спрятавшись где-то в глубине земли. Я кричал снова и снова, но не слышал ничего, кроме собственного голоса.
Третья пещера заросла у входа кустарником, диким мхом и лишайниками. Она была похожа на разинутый старушечий рот, беззубый и кривой. Я продрался сквозь колючки и, войдя под низкие своды, сразу почуял неладное. Как будто в уши положили ватные тампоны — такая здесь была тишина. Я открыл сумку и не услышал звука раздвигаемой «молнии». Включил фонарик, направил его на своды, на стены, обозревая обветренный сизый камень. Наконец, решился крикнуть… И не услышал себя. Я попал, куда хотел. Теперь оставалось только молчать и ждать.
Я осторожно положил сумку на пол и сел на нее. Не хотелось застудить почки, проведя несколько часов на голом камне. Я полагал, что ждать придется достаточно долго. Пот медленно застывал на моем лице, хотелось курить, но я не доставал сигарет. Эту тишину нельзя было нарушать, засорять посторонними звуками. Чирканьем зажигалки, шагами, даже учащенным дыханием.
И когда я уже хотел посмотреть на часы, вдруг кое-что услышал.
Как будто рядом, в двух шагах от меня, появился человек и торопливо заговорил. Звук был таким ясным и чистым, что я даже подпрыгнул и включил фонарик. Но никого рядом не было. Только голос.
— Иди сюда, — сказал мужчина. Не Петр. Голос был совсем молодой. Он слегка охрип, от сырости или от волнения. — Дай фонарь, я хочу рассмотреть…
И звук шагов, как шлепанье капель пещерной воды о камень. Тот, кто говорил, наверняка постепенно уходил в глубь пещеры, но я-то слышал шаги все яснее, будто он приближался ко мне… Наступил на меня… Вошел в меня, совпал со мной, медленно продолжал шагать в моем теле…
И вдруг исчез. Растворился в тишине.
Я вытер лоб и все-таки достал сигарету. Петр не солгал. Но даже если через много лет кто-то услышит чирканье моей зажигалки, он все равно не узнает, кто именно здесь побывал. Кто сидел тут и ждал. Главное — не произносить ни слова, задержать дыхание.
Неожиданно в глубине пещеры раздалось пение. Пели женщины и мужчины, нестройным, заунывным хором. Я прислушался, уже без того первобытного ужаса, который испытал вначале. На этот раз звук не удалялся и не приближался, он застрял где-то вдали. Пели, казалось, по-русски, но я почти не мог уловить смысла, хотя слышал все достаточно ясно. Насколько я мог понять, речь шла о некоем белом голубе. Сколько я ни слушал поющих, больше не разобрал ничего. Но сами эти голоса… Я понял, что имел в виду Петр, когда говорил о голосах давно умерших людей. Разница между ними и современными звуками была разительная.