— В списке десять пунктов, — подумала я хозяину. Я старалась думать как можно безучастней, будто речь шла не обо мне. — Но есть еще одиннадцатый.
— Нет, — возразил он.
— Есть, — настаивала я. — Что со мной будет, когда я исполню все обязанности и ваша жена родит?
Женщина очень волновалась — она снова на нас посмотрела. В основном на мужа, меня разглядывать пока избегала. Мне показалось, хозяйка чего-то боится, хотя ее лицо оставалось неподвижным. Почти. Она все-таки была очень молода.
— Вы умрете, — ответил хозяин. Он подумал это совершенно беззлобно.
— Но почему?! — Тут я не выдержала и стала думать слишком импульсивно. И сразу же ощутила исходящую от мужчины волну брезгливости — обезьяне не удалось долго ломать комедию, она показала свою настоящую природу. Но мне было плевать. — Я окажу вам такую услугу, а вы меня убьете! Почему не вернуть меня на Землю?!
— Потому что вы расскажете о нас, — подумал хозяин. Еще одна волна брезгливости и презрения, уже не ко мне лично, а ко всей Земле. — Мы всегда уничтожаем землян, которые тут жили.
— В таком случае я отказываюсь вам помогать, — заявила я.
— Вы можете умереть прямо сейчас или прожить еще пять месяцев, — парировал мой выпад он.
На женщину я даже не смотрела. Я сразу себе уяснила, что ее мнение в этом доме веса не имеет, она слишком уважает мужа, чтобы думать иначе. И позже я ее вполне поняла. Хозяин презирал меня, возможно, в глубине души ненавидел, и это именно он как-то раз безапелляционно сообщил мне, что марсиане — высшая раса, а земляне — нечто настолько пошлое, что воспитанные люди о них не говорят. Но при этом не могу не сознаться — я его уважала. Он был поразительно рационален. Позже я узнала, что марсианам присущи вполне «пошлые», «земные» грехи, только поданные с большим достоинством. Например, ложь, зависть, ханжество. Мой хозяин не был ни ханжой, ни лжецом. Он мог бы солгать мне, что после родов его жены я буду отправлена на Землю. Но сказал правду, не желая унижаться до лжи даже перед землянином, и тем самым честно предоставил мне выбор, пусть небольшой. Немедленная смерть или пять месяцев жизни. Я подумала ему, что согласна. Что пять месяцев лучше, чем пять минут, пусть даже на Марсе. Хозяин не подумал в ответ ничего, просто наклонил голову, потом встал и оставил меня наедине с женой. Я поняла, что мой рационализм его устроил.
Итак, пять месяцев на Марсе. Наш дом — я стала называть его своим, потому что другого у меня не было, — оказался небольшим, по земным понятиям. Мои хозяева были состоятельными людьми и, наверное, могли позволить себе что-то побогаче… Но они жили в этом одноэтажном доме с плоской крышей. В нем имелось всего несколько комнат, зато очень просторных. Все стены выкрашены белым, изнутри и снаружи. Окна огромные, кое-где во всю стену. Занавесок, как я уже говорила, не было. Ни занавесок, ни ковров, ни драпировок, ни подушечек — ничего, что в нашем понимании составляет уют. И все же этот дом начинал казаться мне уютным. Белые стены, много стекла. Стеклянные столешницы, например. Высокие черные табуреты, похожие на изящных пауков. Ничего лишнего. Дом без эмоций — но красота в нем была.