На поминках сперва все плакали и пили за дядю Колю. Ну, может, и не за, но маленькой Алёне так показалось. Раз всё время говорили про дядю Колю и пили – значит, пили как бы за него. Только не чокались. Видимо, только этим и отличаются застолья в честь живых и мёртвых. Маленькой Алёне казалось, что нормальнее вообще не есть и не пить после похорон, но взрослым виднее. Им же виднее, из-за чего смеяться на поминках. Потому что когда бабушка одевала сонную Алёну, чтобы ехать домой, в маминой квартире уже слышался смех. Наверное, взрослые, которым виднее, уже пили за то, какой дядя Коля был весёлый. Пока на него не накакали.
Алёнина матушка недолго была одна. Потому что она была женщина молодая, очень красивая, с трёхкомнатной квартирой, мебелью, полным шифоньером шуб и ведром «колокольчиков». Но и её следующий муж – дядя Вова – вовсе не был охотником за состоятельными вдовушками, а сам был человеком небедным и щедрым. Бабушка называла его «аферистом». Чем он занимался на самом деле – ни бабушка, ни подрастающая Алёна не знали. Мама, судя по всё тем же телефонным и кухонным сессиям, тоже имела очень отдалённое представление о роде занятий своего нового мужа. Он был не то спекулянт, не то цеховик и иногда просто поражал воображение подарками. То эдак по-гусарски бабушке новую заграничную стиральную машину подвезёт, мол, я на минутку, ребята – сгружайте! То подрастающей уже Алёне кроссовки «Адидас» и джинсы «Вранглер» непонятно откуда – но точно по размеру – подгонит. А то и вовсе бабушке и Алёне путёвку на полтора месяца в Крым купит. Не забыв раздобыть Алёне купальник фасона «ни у кого нет» и пляжную сумку, каких нет и в помине.
Одно только смущало бабушку в дяде Вове – то, что он совсем не пьёт. Подрастающей Алёне это казалось неразумным. В дяде Коле как раз всех смущало то, что он пил. Так почему же бабушку смущает именно то, что дядя Вова совсем не пьёт? И, между прочим, даже не курит. Прям дым близко на дух не переносит. Мама тоже курить бросила. Из-за него. Ну как – бросила. Покуривала тайком у бабушки на кухне. Даже стала чаще в гости являться. Алёна матушкиным визитам радовалась не так бурно, как в совсем детстве. Но и не слишком расстраивалась. Она давно перестала воспринимать маму как маму. У Алёны была бабушка и… и как бы взрослая бестолковая приятельница, о которой все пекутся. Такая забавная весёлая подруга, которая регулярно делает глупости, но не любить её нельзя, потому что как можно не любить, например, жирафа или зебру. Вот есть прекрасное животное – жираф. И не менее прекрасное животное – зебра. Эдакие кунштюки, выкинутые природой не то от нечего делать, не то по какой-то слишком заумной многоходовой необходимости. Вот так и Алёнина матушка – птичка божия не знает. Не знает даже того, что она за птичка. Бабушка частенько говорила подрастающей уже Алёне, что нельзя быть такой, как мама. А сама с такой нежностью и любовью смотрела именно на маму, что… Что подрастающая уже Алёна так ни разу и не решилась спросить, отчего же нельзя быть такой, как мама, если маму как раз все любят. Особенно бабушка, которая говорит, что быть такой, как мама, – нельзя. Значит, любят именно таких, какими быть нельзя? Вопрос ничуть не проще, чем совсем детский её вопрос про какашки. Но, увы, такой же безответный. Хорошо, что на каждый вопрос, задавать который нельзя, приходится целая тьма вопросов, задавать которые можно.