– Без денег не оставил? – оживился Корнышев. – И много он оставил на молочишко?
– Тысяч пять.
– Пять тысяч? – безмерно удивился малости названной суммы Корнышев. – Долларов?
– Нет, паундов. Кипрских фунтов. Если в долларах – тогда тысяч десять.
И все равно получалось негусто.
– И это все? – спросил Корнышев.
– Это не такие маленькие деньги! – поджала губы Ведьмакина.
Но и не такие большие. Оставил бы Ведьмакин денег много – не пришлось бы его жене и дочке таскаться по жаре, рассказывая разомлевшим туристам об удивительных фактах из кипрской истории.
– Я хочу к своим детям! – вдруг сказала Ведьмакина.
У нее был такой умоляющий взгляд, что казалось: если Корнышев сейчас откажет ей в праве увидеть Никифора и Катю, бедная женщина просто разрыдается.
– Вы увидите их позже, – ответил Корнышев. – В Москве.
И в который уже раз за сегодняшний вечер лицо Ведьмакиной стало белее выбеленного полотна.
– Где они?
Она рванулась прочь из каюты, уже не думая о том, что с нею что-то могут сделать эти люди, не боясь пистолета в руках ее молчаливого стража.
Корнышев остался сидеть на месте и слышал, как кричит Ведьмакина:
– Катя! Никифор! Дети! Катя!
И в каждом следующем крике все явственней проступало материнское безумие. В конце концов, безрезультатно пометавшись по катеру, она снова ворвалась в каюту, но уже растрепанная, перепуганная насмерть, с безумным взглядом, и закричала, брызгая слюной:
– Что вы с ними сделали?!
– Их уже увозит другой катер, – спокойно ответил Корнышев. – Я же говорю: вы встретитесь с ними в Москве. Я думал, что вы отправитесь все вместе, но нам с вами надо вернуться в Ларнаку. Я все переиграл, как видите. Ведь доступ к сейфовой ячейке банка в Ларнаке имеете только вы, не так ли?
* * *
Калюжный вызвал к себе Горецкого, и когда тот пришел, генерал отдал распоряжение никого к нему не пускать и ни с кем не соединять, и все говорило о том, что разговор будет серьезный. Горецкий в подобных случаях чувствовал себя не в своей тарелке, как будто люди здесь занимались важным делом, а он пришел со стороны и ему вынужденно уделяют внимание и носятся с ним, хотя лично он на это не имеет никакого права. А ведь на самом деле и право он имел, и делами теми же самыми важными он наравне со всеми занимался, но не чувствовал он здесь себя своим, и это было самое главное.
– Корнышев задерживается, – сказал генерал. – А дело не ждет. Так что ту информацию, с которой я предполагал ему предложить поработать, я тебе передаю. Как там твой подопечный?
– Ведьмакин? – уточнил Горецкий.
– Да.
– Есть прогресс, – сообщил Горецкий. – Кое-что ему вспоминается.