– Знают, конечно. Но делают вид, что не в курсе.
– Зачем?
– Говорю же – им так удобнее. Создали свой, параллельный мир и не хотят из него выходить. Здесь, в нашем мире, были колхозные трудодни, хрущевская кукуруза, ядовитая колбаса за два двадцать и обязательный рубль с получки в Фонд мира. Еще были субботники, всеобщая воинская обязанность, уголовная статья за тунеядство и партком, разбирающий жалобу брошенной жены. А у них ничего этого не было. И нет. Они никому не подчиняются. Все, что им необходимо, берут силой. Вообще-то, если честно, – Толик завистливо вздохнул при этих словах, – самая привлекательная модель устройства жизни. Все иметь и ни за что не отвечать.
Было видно, что Сене эта формула понравилась. Он жил и редко задумывался о своей жизни. А ведь поводов для радости, как оказалось, было немного. Потому что другие люди жили гораздо лучше. И при этом ни за что не отвечали.
– Они приглашают меня к себе, – сообщил Сеня. – Партизаны эти.
– Да ну?! – не поверил Толик.
– Двадцать тысяч долларов дают. В месяц. И машину.
– А ты?
– А что я? – замешкался с ответом Сеня.
– Двадцать тысяч долларов! – с интонацией змея-искусителя подсказал Толик. – В месяц!..
– То-то и оно… – Тяжелый вздох.
– Машина бесплатно! – Это Толик.
И снова муравьевский вздох.
– Будешь трескать заморские продукты, – продолжал искушать измученную безденежьем душу торговца недвижимостью Толик. – Шмотки любые опять же. Телевизор японский, двадцать девять дюймов, и сотовый телефон. Хоть что-то из этого у тебя сейчас есть?
– Нету, – совсем уж закручинился Муравьев.
– И ты еще раздумываешь?
– Так ведь шлепнут! – озвучил собственные страхи Муравьев.
– Кто?
– Ну, не знаю. Милиция. Или спецназ какой пришлют.
– Чудак-человек! – признал Толик. – Люди эти пятьдесят с лишним лет в свое удовольствие живут, и никто их пальцем не тронул. Никто.
– Никто? – с надеждой переспросил Сеня.
– Никто. Никому до них нет дела. Творят, что хотят, и ничего им за это не делают.
Это был заключительный аккорд из песни про красивую жизнь. То, чего Сене подспудно не хватало. Два изначальных постулата устраивали его полностью – что можно жить, имея все, и ни за что не отвечать. А вот этого – что ничего за это не будет – до сих пор никто не произносил вслух. Толик первым произнес. Так сказать, нанес последний, завершающий мазок на картину предстоящей жизни. В той жизни не будет переполненных в «часы пик» вагонов метро и жадного Сениного шефа. Не будет извечной нехватки денег и поездок на лужниковскую барахолку за позорно дешевыми шмотками. Не будет боязни опоздать на работу и идиотов-клиентов, которым отныне не придется улыбаться через силу. Зато при полной безнаказанности получится достаток, хорошая еда, дорогие швейцарские часы и даже…