– Я все насчет работы, – сказал он Дегтяреву. – Соглашайся, а?
– Не-е-ет!
– Почему?
– Я по данным не прохожу, – туманно пояснил Дегтярев.
– По каким данным? Ты беспартийный, что ли?
– В смысле?
– Ну, не член партии?
– Какой партии?
И тут нетрезвый шум, витавший над столом, разом испарился. Стало тихо.
– Как это – какой? – сурово осведомился Брусникин. – Партия у нас одна – наша родная, коммунистическая.
Сан Саныч начал медленно трезветь, но все еще не понимал, что происходит.
– И, как коммунист, я тебе скажу – ты не шути с такими вещами, – добавил Брусникин, и голос его был сейчас недобро тверд.
Он извлек из внутреннего кармана служебного кителя красную книжицу и положил ее перед собой на стол. На книжице был вытеснен золотом маленький ленинский профиль и надпись: «Коммунистическая партия Советского Союза».
– Вот! – с чувством сказал Брусникин. – Ум! Честь! И совесть! – разделяя каждое слово и пристально глядя в глаза перепуганному Сан Санычу, сказал капитан. – Так что не надо… грязными руками… наше святое…
– Да вы что, мужики? – пробормотал стремительно трезвеющий Сан Саныч. – Какая партия? Какие ум, честь и грязные руки? Нет же ничего!
– Чего – нет?
– Партии нет!
– Провокатор! – наконец дозрел кто-то. – Вяжи его, ребята!
– Нет, погоди! – осадил товарища Брусникин. – Пусть говорит!
Глаза смотрели недобро.
– Вы чего, мужики? – Сан Саныч вертел головой, ловя взглядом глаза своих собеседников. – Какой год-то на дворе?
При упоминании о годе в его мозгу словно соскочил какой-то рычажок. Дегтярев захлебнулся воздухом и замолчал. Медленно прозревал. Наконец все сопоставил – и слова своих недавно обретенных знакомцев, и их старого покроя форму, и портрет Генсека Брежнева на стене – и, еще не веря собственным догадкам, спросил:
– Вы с какого года здесь? Сколько службу несете?
Спрашивал, а сам понимал – ну чушь же это все, не может быть, не бывает так, – а тут Брусникин в ответ:
– Я с восьмидесятого.
– Я с восемьдесят первого, – отозвался его товарищ.
– И я с восьмидесятого, – это уже третий вступил.
– С семьдесят девятого.
– С восьмидесятого.
У Сан Саныча голова пошла кругом. Здесь не было никого, кто спустился бы под землю позже восемьдесят первого года. Года, в котором колбаса стоила два двадцать, Советский Союз давал достойный отпор силам империализма, а Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР товарищ Леонид Ильич Брежнев вел страну к новым трудовым свершениям.
– Вы это серьезно? – переспросил начавший терять рассудок от такого расклада Дегтярев.
– Мы люди военные, – скупо объяснил причины собственного долготерпения Брусникин. – Прикажут еще двадцать лет под землей просидеть – просидим. У нас тут харчей лет на пятьдесят.