Под утро, когда небо за окном стало серым, в кабинете совершенно неожиданно появился Мартынов. Неожиданно и для меня, и, похоже, для допрашивающего меня человека тоже. Дородный попытался было встать, но Мартынов буркнул:
– Ты продолжай, я послушаю.
То ли он сильно недоспал, то ли был чем-то расстроен – выглядел раздраженным. Но я в его присутствии, как ни странно, почувствовал себя более уверенно. Мартынов был из прокурорских, но я не видел в нем человека, способного испортить мне жизнь. Вот дородный – тот мог. А Мартынов – нет.
С появлением Мартынова что-то сломалось в механизме допроса. Вопросы еще задавали, но напора уже не чувствовалось. В воздухе повисло напряжение. Семенов и вовсе сместился в угол дивана, как будто хотел стать совсем уже невидимым. И дородный тоже явно утерял форму. Кураж пропал. Это длилось минут десять, не больше. Потом Мартынов спросил у меня:
– Женя, ты говорил им про некролог?
– Нет.
А зачем, собственно? Но у Мартынова было собственное мнение на этот счет.
– Ему ведь угрожали, – он кивнул в мою сторону. – Прислали по почте его собственный некролог. А потом еще фото из журнала, где вот у него, – опять кивок в мою сторону, – все лицо залито якобы кровью. Ты эти события – угрозы и последующую трагедию в ходе подготовки съемок – никак не связываешь?
Вопрос к дородному. Тот заерзал в кресле.
– Ты понимаешь, что под него могут копать? А с некрологом-то не мальчишки порезвились. Мы проводили доследственные действия, разбирались. Там серьезные люди действовали. По подложному паспорту, не оставляя никаких следов. А? Ты в курсе? Нет? Ты громкое дело раскрутить хочешь? Кто санкцию на арест давал?
– Попов.
– Он ордер подписывал?
– Да.
– Дай-ка взгляну.
Мартынов взял ордер в руки и, даже не читая, порвал на мелкие кусочки. Дородный даже не шелохнулся.
– Я тебе сам какой хочешь ордер могу нарисовать, – сообщил ему Мартынов. – В общем, завтра с докладом…
Взглянул на часы.
– Нет, уже сегодня, разумеется. В девять ноль-ноль ко мне с докладом. О проделанной работе. И если вот он у тебя, – кивок в мою сторону, – единственный подозреваемый, – дела твои швах! Учти, я тебя предупредил.
Дородный уменьшился в росте. Куда там нашим сюжетам! Снять бы то, что сейчас происходило в этом кабинете. Страну невозможно было бы оттащить от экранов.
– Я его забираю, – показал на меня Мартынов.
Никто не возражал. Мы вышли из кабинета.
– Натерпелся страху? – буркнул Мартынов.
– Надавили на меня серьезно, – признался я. – Ощущение не из приятных.
– Твое счастье, что ты человек известный. Окажись на твоем месте дядя Федя с кирпичного завода – разговор был бы покруче.