В этот миг мимо него с шумом и треском, продираясь на ощупь сквозь кусты и ветки, промчались два солдата из их отделения, и Мацци, неожиданно обретя голос, закричал:
— Помоги-ите! — Даже ему самому этот вопль о помощи показался жалким и невероятно безнадежным. Он крикнул еще раз: — Помоги-ите!
Один из бежавших (это и был Тиллс), услышав жалостливый вопль, остановился на миг и рванулся назад. Весь еще в горячке бега, с выпученными глазами, он подскочил к Мацци, едва переводя дыхание, и освободил его. Это оказалось совсем не сложно — Мацци все время как бешеный рвался и рвался вперед, а надо было всего лишь сделать крохотный шажок назад и чуть-чуть повернуться, и он сразу бы освободился. Именно так и сделал Тиллс, и они тут же рванули вдвоем дальше, а пули все свистели над головой. Вскоре бежавший немного впереди Тиллс оглянулся, состроил ему насмешливую рожу, сплюнул, но ничего не сказал. В конце концов они добрались до противоположной опушки, заметили свет и остановились. Отдышавшись немного, вышли из чащи на яркое солнце и увидели всех остальных, уже собравшихся неподалеку, монтирующих минометы и устанавливающих уровни. Не спеша они подошли к ним — Тиллс, с винтовкой на ремне, обеими руками, будто ребенка, держал минометную трубу, у Мацци в одной руке был карабин, в другой — опорная плита. Кто-то из группы махнул им, чтобы поторапливались.
— Только ты не воображай, что я теперь к тебе стану питать особую симпатию, — вдруг бросил Мацци товарищу.
— Да и ты от меня тоже не очень многого ожидай, — спокойно ответил Тиллс. Мацци был уверен, что он ответит что-то подобное.
… И вот теперь, едва стоя на ногах у входа в штабную палатку и собираясь ворваться к «этому паршивому охотнику за славой» Байду, Мацци был все так же твердо уверен в своей правоте. Да кто же станет сомневаться, что этот подонок не разболтает всем и каждому, каким посмешищем оказался Мацци, не выставит его в самом дурацком свете? От одной этой мысли ему становилось дурно.
— Ну-ка, выходи сюда, подонок! — неожиданно громко рявкнул он в открытый входной клапан палатки. Внутри едва мерцал свет, но никакого движения пока не чувствовалось. — Кому сказано, выходи! Трус вонючки! Выходи и послушай, что твои подчиненные о тебе думают. Слышишь, Бэнд? Или тебя это не интересует? Они ведь тебя «охотником за славой» прозвали. Так что выходи, может, еще куда нас погонишь… Давай, чего стесняться… Мало, что ли, нас из-за тебя уже переколотили?! Может, еще надо? Так валяй, пользуйся. Глядишь, капитана схлопочешь… За то, что Була-Була взял… Ишь ты, «охотник за славой» поганый! А еще за мясорубку там, на дороге? За засаду эту, будь она проклята? Небось, медаль ждешь, трус паршивый?