Маршал Жуков — мой отец (Жукова) - страница 56

У отца были хорошие голос и слух, он пел и подыгрывал себе на баяне, выучившись во время войны у солдата Ивана Ивановича Усанова, служившего в его охране. Причем, как вспоминал учитель, ученик его прилежно слушался. Генерал армии С. М. Штеменко вспоминал, как во время войны случайно ночью перед боем услышал, как Жуков играл на баяне: «Я вернулся к себе и только собирался прилечь, как услышал приглушенные звуки баяна. Кто-то мягко выводил грустную, всем тогда знакомую мелодию. Я выглянул в дверь и увидел Георгия Константиновича. Он медленно растягивал мехи баяна, присев на порог землянки. За первой мелодией последовали вторая, третья, такие же сердечные. Все это были добрые наши фронтовые песни („Темная ночь“, „Дороги“, „Соловьи“ и другие. — М. Ж.). Мастерства у музыканта не хватало, но играл он с подкупающим усердием. Я долго стоял у двери, не шелохнувшись…»

Отец любил песни «Ах вы сени, мои сени», «Когда б имел златые горы», «Славное море, священный Байкал», «Позарастали стежки-дорожки» и другие русские народные песни с их, как говорил отец, «широким раздольем, задумчивой напевностью и задушевностью, что за сердце берет». «Я деревенский человек, и для меня, — подчеркивал он, — русская народная песня всегда олицетворяла Отечество и была воспоминанием о родной деревне и родительском доме в Стрелковке».

^{>У отца были хороший голос и слух, он пел и подыгрывал себе на баяне}

Помню, как он пел с гостями на своем семидесятилетии «Степь да степь кругом». А мне, девочке, представлялось, как же холодно и страшно было ямщику умирать в степи, как будто видела его, снимающего перед смертью с пальца обручальное кольцо. При этом я невольно бросала взгляд на обручальное кольцо отца, которое он никогда не снимал.

Песня была необходима для души папы в определенные моменты жизни. Она была как молитва.

Как-то прочитала рассказ Ивана Шмелева о русской песне. В нем есть такие строки: «Впервые тогда <…> почувствовал я неведомый мне дотоле мир — тоски и раздолья, таящийся в русской песне, неведомую в глубине своей душу родного мне народа, нежную и суровую <…> Приоткрылся мне новый мир — и ласковой, и суровой природы русской, в котором душа тоскует и ждет чего-то. <…> Тогда-то, на ранней моей поре, — впервые, быть может, почувствовал я силу и красоту народного слова русского. <…> Просто пришло оно и ласково легло в душу».

Говоря о русской песне, нельзя не вспомнить добрым словом знаменитую певицу Лидию Андреевну Русланову, с которой дружил отец. Он любил ее пение. «Эта русская баба душой поет», — как-то сказал о ней Шаляпин, услышав ее пение по радио. В 1945 году, когда шли последние бои за Берлин, она, певшая всю войну перед нашими войсками и летом, и зимой, в 30-градусный мороз, первая проникла к поверженному рейхстагу и дала концерт перед солдатами.