И Филипп удалился, источая флюиды абсолютного довольства собой, будто после заключения удачной сделки.
«Любоваться каждым дюймом твоего восхитительного тела…» Все еще не веря собственным ушам, Одри, скосила глаза на свою пышную грудь, доставившую ей кучу неприятностей в отрочестве и потому ненавистную. Обе, и Стелла, и Лидия, сухощавые от природы, особыми достоинствами в этом плане не отличались. Они-то и внушили Одри, что пышные формы просто неприличны и их необходимо скрывать.
Школьные годы превратились для Одри в кошмар. Ее фигура начала обретать зрелые очертания, когда большинство одноклассниц Одри еще оставались детьми. Жестокие издевки девчонок и грубоватые замечания ребят заставили Одри окончательно разочароваться в своей фигуре. Бесчисленное количество раз она возвращалась домой, бежала в свою комнату и рыдала.
Мачеха купила ей тогда длинный просторный свитер, прикрывавший бедра и делавший грудь не столь заметной. С тех самых пор Одри полюбила мешковатую одежду, потому что только в ней чувствовала себя комфортно.
И пусть это кажется невероятным, но Филипп Мэлори, увидев мою фигуру, в первую секунду был ошеломлен и чуть ли не восхищен. Нет-нет, его высказывание к возвышенным чувствам не имеет никакого отношения, поспешила внести поправку в ход своих размышлений Одри, он просто признал, что природа более чем щедро наделила меня. Но то, что я всегда считала своим большим недостатком, Филипп расценил как достоинство.
И он вдруг решил, что мне вовсе незачем худеть и изводить себя физическими упражнениями. Но неужели я действительно позволила ему разглядывать меня, будучи если и не полуобнаженной, то во всяком случае минимально одетой? Краска стыда с опозданием залила лицо Одри, и всякое желание подкрепиться по какой-то злой иронии исчезло. Захлопнув дверцу холодильника, она вернулась к себе в комнату, продолжая размышлять о разительной перемене мнения Филиппа о ее фигуре.
В конце концов Одри решила: видимо, Филипп относится ко мне просто как к куску мяса, который предстоит выставить в витрине мясной лавки и любоваться которым предстоит лишь одному человеку – Максимилиану Чезлвиту.
На следующее утро Филипп в сопровождении Дайаны вошел в залитый солнечным светом спортивный зал и остановился как вкопанный. Солнечные очки выпали у него из рук. Одетая в спортивное трико, Одри делала разминку.
На мгновение она замерла, и ее взгляд неожиданно столкнулся с глазами Филиппа. Сделав над собой усилие, Одри не обхватила себя руками, словно застенчивая школьница, вспомнив, что трико все же не столь открыто, как купальник. Не в силах отвести взгляда от сверливших ее глаз Филиппа, девушка ощутила странное головокружение и вдруг почувствовала, как наливаются тяжестью груди под облегающей их тканью, а каждый с трудом дающийся вдох вызывает боль в ставших чувствительными сосках.