Простой народ разделял заботу о единоверцах. Когда Земский собор обсуждал в октябре 1653 г. просьбу гетмана Хмельницкого о принятии его «со всем войском козацким и со всем русским народом Малой Руси» «под высокую царскую руку», Ивановская площадь Кремля была заполнена москвичами, ожидавшими, что решит Собор, – и весть о положительном ответе вызвала ликование.
И два века спустя неравнодушные крестьяне искали в газете в первую очередь зарубежные новости – не мучают ли где турки христиан? Это выразительно описано в очерке Василия Слепцова «Газета в деревне» (1868). Сильнейший нажим общественного мнения буквально вынудил правительство Александра II вступить в 1877 г. в войну с Турцией за независимость православных братьев на Балканах. Обязанность защиты единоверцев никогда не ставилась в России под сомнение, именно в этом и заключался подлинный (а не мутировавший в идеологию Третьего интернационала) русский мессианизм.
* * *
Несмотря на постоянный отток людей в «украины», корневые российские земли не обезлюдели. Их население между концом XV в. и концом XVII в. только за счет естественного роста выросло вчетверо. Население Западной Европы за эти же 200 лет едва удвоилось.
Поскольку речь идет о временах, когда во всех без исключения странах подавляющее большинство населения составляли крестьяне, женщины рожали столько детей, сколько Бог пошлет, а ограничителями роста были (помимо голода, эпидемий и войн) младенческая смертность, непосильный труд, пьянство, неразвитая гигиена, стрессы, общая тяжесть жизни, эта цифра говорит о многом. Если сегодня быстрый рост населения отличает самые неблагополучные страны, тогда все обстояло наоборот. Замечательно высокий на фоне остальной Европы российский показатель говорит о сравнительном благополучии народа.
В Европе, где дрова продавались на вес, а меха были доступны немногим, простые люди гораздо больше страдали от холода зимой, чем в России, где зимы суровее, зато были легко доступны меха и дрова. При всех возможных (и законных) оговорках, качество жизни простых людей Руси – России, по крайней мере до промышленной революции, было выше, чем в странах Запада. Для людей бойких и бедовых было больше возможностей вырваться, пусть и с опасностью для себя, из тисков социального контроля. Попросту говоря, было куда бежать. А порой не надо было и бежать. Ключевский пишет: «Указы строжайше предписывали разыскивать беглых, а они открыто жили целыми слободами на просторных дворах сильных господ в Москве – на Пятницкой, на Ордынке, за Арбатскими воротами…»