Много ты знаешь про войну…
В воротах появился приземистый старшина с большим кульком из газеты в руках:
— Ка-анчай перекур! Третий взвод ко мне, построения не нада-а…
Нехотя, еще пиная тряпичный мяч, подтягивались к нему молодые бойцы.
Тут я увидел Ануш. Она шла, словно привязанная, за долговязым худым пареньком, который то и дело бросал ей через плечо какие-то резкие слова.
Плотное людское кольцо окружило старшину.
— Внимание, товарищи бойцы, — заорал он и вытащил из кулька пластмассовый патрончик. — Всем смотреть сюда!
Парни оживились:
— Гляди, какая-то хреновина…
— В винтовку, точно, не влезет…
— Дай, старшина, мне парочку, не жмись…
Старшина был обескуражен весельем, не соответствующим серьезности момента.
— Разговорчики, а то всех поставлю по стойке «смирно»! — ткнул ближайшего к нему бойца этим патрончиком в живот. — Товарищи красноармейцы, внимание! Сейчас вам будут розданы медальоны для ношения на шее. Для этого к каждому медальону приделан мотузок. С этого момента он должен быть постоянно на вас и днем и ночью. Даже когда нагишом пойдете в баню, не снимать. В медальон каждый должен вложить от такой шматок бумаги с личным номером. Дополнительно можете поместить туда адрес родных,
— Зачем адрес? — недоуменно спросила Ануш брата.
— Затем! — отрезал Федулов. — Чтобы ясно было, куда похоронку слать.
— Какую похоронку? — еле слышно спросила Ануш.
— Бумажную, по установленной форме: «Ваш брат Левка, дорогая девушка, пал смертью храбрых».
— Федулов! — грозно зашипел Ашот. Но Ануш уже никого не слушала. С криком вцепилась в худые плечи брата, прижалась к его спине.
— Разговорчики! — прикрикнул было старшина и растерянно остановился перед пылающим от стыда Левоном:
— Чего она? Говорит чего?
— Два брата, говорит, под Москвой пропали, — тихо перевел Ашот, — Левон последний… Говорит, что за нами в горы пойдет…
— Смирна! — прикрикнул на девушку старшина, но она даже головы не подняла. — Да с твоим братом, может, и ничего не случится! — Старшина в поисках поддержки пошарил взглядом вокруг, увидел меня. — Его вот спроси. Человек, видать, с самого фронта пришел. Живой!
Ануш продолжала плакать. И тогда мне в голову пришла странная мысль. Я взял в ладони ее лицо, повернул к себе:
— Слушай, ты стихи такие знаешь? — И произнес по-армянски четверостишие, включенное в школьную хрестоматию. — Учила в школе? Так это я написал.
Девушка смотрела на меня с недоумением, не веря. Тогда я вытащил из полевой сумки журнал, где были напечатаны мои стихи и фотографии.
— Вот видишь, стихи Арама Петросяна. А это я. Похож?