Смотрит гоблин, что схватить
Страховидно!
Чтоб с костями проглотить
Как не стыдно!
Без райи можно было двигаться гораздо быстрей! А лес, пронизанный солнцем — такой замечательный! И вот эти вот летают, блестящие — а, стрекозки! И запах! Такого в парках и садах не бывает — так райя сказала! Пахнет мхом и смолой, и от ручья — тинкой, и… и… дымом! Да, а вот и тропа! А вот следы — всё как райя говорила! Она всегда правильно говорит, её райя! Только надо её скорей спасти, а то она… умрёт, её райя. Быстрей надо, быстрей!
Во второй половине дня Птичка нашла тропу со следами колёс и побежала по ней. Птичка торопилась, Птичка летела! Ножки в жалких опорках, оставшихся от нарядных атласных туфелек, мелькали над тропой с невообразимой для человека скоростью. Только бы успеть, только бы успеть! Ну, конечно, она всё забыла!
Из леса по тропе на деревенскую улицу выскочило косматое существо с полубезумным взглядом. О том, что это не взбесившееся животное, говорили только нелепо намотанные на тело тряпки, меньше всего напоминавшие хорошенькое домашнее платьице. Вцепившись мёртвой хваткой в первого попавшегося мужика, чудовище пронзительно завопило: «Дайте мне печать, там райя моя Мелисса помрёт сейчас!» — и заревело. Мужик в панике отпихивался и осенял себя серпом. Существо село прямо в пыль на дороге и, продолжая горько плакать, повторяло: «Райя… Печать!» Вокруг с опаской собрались деревенские. Пахло существо странно — костровым, не домашним дымом, рыбой и цветами. Наконец позвали старосту. Он, мужик бывалый, сразу признал эльфийскую барышню, бормотания её не разобрал и решил, что её ограбили. Так и вышло, что вместо Детей Жнеца вызвана была Рука Короны на ограбление несчастной на-райе злобными бандитами.
От огромных чёрных Зверей, мягкими тенями выскальзывающих из портала, сельчане прыснули в стороны стайкой воробьёв. Смотрели из-за заборов, затаив дыхание, старались запомнить всё-всё, чтобы потом ещё долго в разговорах на ярмарках небрежно упоминать: «да вот в аккурат, когда Звери-то к нам приходили…», и чувствовать себя бывалыми и значительными.
Хмурый Большой-полукровка выдал старосте печать взамен использованной и подошёл к ревущему в пыли чучелу. Эльфёныш, ребёнок совсем, сразу понял он, и аж зубами скрипнул. Бандиты, одно слово! Как же он ненавидел эту человеческую шваль! Детей, суки, ловят! Да ещё и эльфийских, да ещё и девчонок! Они же… Блин! Они же совсем беспомощные, хуже человеческих! Он-то знает, как на-райе своих дочерей воспитывают, дома навидался! Сто лет с мачехой ругался из-за сестрёнки! Ну и что, что мать другая — отец-то один, всё равно — сестра! Так, благодаря ему, она хоть драться умеет, если что — отобьётся. А эту, видать, научить было некому. Серпа Жнецова на этих бандитов нет! Как поизмывались! Вон, вся грязная, в царапинах, одета не пойми во что, бедная! Как ещё сбежать-то сумела? Повезло! Или помогли?