Я сказал, что предпочел бы отдохнуть вечером и начать работу завтра. Я был, видимо, прав.
— Хорошо, — согласился Филби и добавил: — Мне нравятся люди, которые умеют хорошо проводить время.
К серьезной работе мы приступили на следующий день. И, разумеется, сразу возникли проблемы. В какой степени то, что он сообщал мне, было просто человеческой исповедью, а в какой степени рассказом сотрудника, состоящего на службе у КГБ? Что из этих сведений было информацией, а что дезинформацией? Правда, Филби всячески старался убедить меня в том, что наша встреча не санкционирована КГБ.
— Им пришлось согласиться, — сказал Филби. — Они говорили, что если я хочу побеседовать, то почему бы не организовать встречу с Грэмом Грином. Однако я заметил, что Грин — мой бывший коллега по британской секретной службе и друг, а мне хотелось бы побеседовать с человеком нейтральным.
Многое из того, что рассказал мне Филби, нельзя проверить, не имея доступа к архивам СИС, МИ-5, ЦРУ, ФБР и КГБ, что представляется в высшей степени маловероятным, поэтому при чтении необходимо помнить о данном предупреждении. Но стоит ли вообще привлекать внимание к Филби? Зачем рекламировать человека, признавшего себя шпионом? А затем, что, не поняв мотивов и причин, побудивших Филби и ему подобных встать на этот путь, мы не извлечем никаких уроков.
И поскольку даже для такого специалиста по мистификациям, как Филби, оказалось невозможно в течение шести дней ничего не рассказать о себе, эти беседы позволяют составить наиболее полный портрет представителя английского истэблишмента, изменившего своей стране и своему классу и оставшегося до настоящего времени загадкой. О ДНЯХ, ПРЕДШЕСТВОВАВШИХ ИСЧЕЗНОВЕНИЮ.
Москва, 19 января 1988 года. Половина восьмого вечера. Ким Филби, одетый в старые серые брюки, клетчатую рубашку, светло-голубой свитер и комнатные туфли, приносит два хрустальных бокала для шампанского. Мы находимся в гостиной его просторной квартиры, где накрыт стол. На столе красная и черная икра, севрюга, семга, ветчина и шпроты, сельдь и огурцы, черный и белый хлеб, холодный ростбиф, жареный картофель и египетские апельсины. Тарелки поставлены на салфетки, на которых изображены виды Лондона, включая по иронии судьбы башни лондонского Тауэра — традиционного места казни государственных преступников.
Из спиртных напитков имелись виски «Джонни Уокер», грузинское вино — красное и белое — и русское шампанское. Для тоста Филби выбрал шампанское.
— Сегодня двойной повод для торжества, — сказал он, наполняя бокалы. — Во-первых, вы единственный западный журналист, которого я пригласил к себе домой. Во-вторых, через несколько дней исполнится 25 лет, как я приехал в Советский Союз.