Благо, не было официального гида, который хлопотал по организации поездки по Днепру.
Плыли, разглядывая Киев с больших вод – памятник Мономаху с крестом в руке, Андреевский спуск и Андреевский собор, набережные.
Катерок остановился в лесу. Развели костер, жарили шашлыки.
Альхен совсем притих. Сидел, пасмурный, вглядываясь в темень леса.
– В последнее время я примкнул к группе. И знаешь, чем мы занимаемся? Уходим глубоко в лесные дебри. Ведь живем мы на краю черной дыры, бездны, поглотившей сотни тысяч жизней. Раскопали мы историю Девятнадцатой армии. Ее просто заутюжили в Смоленских лесах и болотах. Тысячи солдат занимались единственным делом: попадали в кольцо и выбирались из него, пока их всех не вдавили в Ничто. По сей день мы находим в глухомани скелеты, черепа – несть им числа. Рок бездны тяготеет над этой частью мира. Украина – окраина этой бездны, задавленная Россией – нагое пространство гибели – живущее по подлым законам отбора управителей, которые как сорняки росли и заглушили все живое и талантливое. Ты можешь себе представить это прошлое? Я вижу его, как нефтеналивную баржу, транспортируемую на север по водам, и в ней восемь тысяч заключенных. На палубе три охранника. Задраили люки. Ни еды, ни питья. Но… выпускают «Боевой листок»… Для мертвых. Спасся оттуда лишь один журналист.
– Чего же ты тут сидишь? Ты же полиглот, которым цены нет в Европе.
– Поздно, друг мой. У каждого своя судьба.
Вечером работники Еврейского агентства повезли всех в ресторан «Печерские дзвони». На сцене разнузданные, толстозадые, в брюках в обтреп «грицюки» лихо раскатывали ритмы на контрабасе и саксофоне.
Альхен был тих и печален.
Питер встретил израильтян ливнем при выходе из поезда. Тусклый свет мерцал в коридорах гостиницы «Октябрьская». В номерах из плохо закручиваемых кранов лилась вода. Ковры поражали ветхостью. В туалет у Исаакиевского собора невозможно было зайти из-за вони. И, тем не менее, в подсобке туалета мужики играли в карты.
Для израильтян был особенно ощутим резкий разрыв между былой роскошью и унылой нищетой настоящего. Яркое обнажение банкротства – не только денег, но и слов. За великими лозунгами не оказалось никакого обеспечения. Огромные очереди стояли у магазинов за всем – хлебом, молоком, духами «Ланком». Подземные переходы были залиты грязными водами, через которые ступали по доскам. На досках сидели цыганки с младенцами и просили милостыню. Рядом с собором Спас-на-крови разбирали здание для капитального ремонта. Мусорный след от дома тянулся до Невского проспекта. Перед Гостиным двором, входы которого были забиты досками, лихо наяривал джаз-бэнд. Прохожие бросали деньги в открытый футляр контрабаса. Никакие роскоши Зимнего дворца и Эрмитажа не могли затмить эту нищету.