— Да, — согласился он хрипло. — Правда. Это всегда было правдой.
Битва закончилась. Гейбриел Геллахер сдался. Он снова принадлежал своей возлюбленной, будто и не было восьмилетней разлуки. Его руки крепко обнимали Николь, и тело девушки становилось с каждой минутой все податливее.
— Любовь моя, — шептала она. — Мой дорогой, мой любимый.
Гейб, отрываясь ненадолго от ее губ, словно заклинание, шептал ее имя, и Николь повторяла:
— Да… да…
— Скажи, что любишь меня, — просил он.
— Я люблю тебя. Ночью и днем, каждую минуту… всегда… до конца жизни…
Гейб уже был на грани того, чтобы попросить прощения и на коленях умолять Николь вернуться. Еще минута, и эти слова были бы сказаны, но скрипнула входная дверь, и Николь спешно высвободилась из его объятий.
— Кто-то пришел, — прошептала она.
— Ники, — умолял он.
— Шшш.
Ее палец легко коснулся на прощание его губ, и Николь исчезла. Гейб почувствовал себя так, словно обнимал привидение.
В сочельник почти все жители деревни собирались в местной церквушке на рождественскую службу.
Геллахер пришел одним из последних и встал у дверей, пытаясь глазами отыскать Николь, но ее не было видно.
Тридцать часов прошло с тех пор, как закончился детский праздник, который привел Николь в его объятия, — тридцать часов, в течение которых он, то воспарял в головокружительной надежде, то снова впадал в отчаяние. Кого Николь страстно целовала в «Вязах» — его, Гейбриела, или все же Джона? Гейбу казалось, что он постепенно сходит с ума от этих мыслей.
Все зависело от следующей встречи. Он посмотрит Николь в глаза и прочтет в них правду. Гейбриел ждал, что девушка зайдет в «Вязы» под каким-нибудь предлогом, но она не приходила и не звонила.
Гейб вдруг вспомнил, что врачи советовали ему побольше двигаться, и тут же отправился на прогулку, во время которой ноги сами привели его к ветлечебнице. Но он был вознагражден лишь тем, что увидел удаляющуюся машину Николь. Вероятно, она поехала на какую-нибудь ферму, но, когда вернется и будет посвободнее, обязательно позвонит мне, решил Гейб. Как ни странно, он пришел домой умиротворенным.
Время в ожидании звонка Николь тянулось бесконечно. Дом казался невыносимо одиноким после шумного праздника. Гейб вспомнил Полли, ее милое, несмотря на следы болезни, круглое личико; ее приветливый характер, на который горькая судьба не наложила отпечаток. Он также думал о Бобби и его странной детской мудрости, о бережном отношении к тому, что любишь невзирая на несовершенство. Гейб вздохнул.
Когда-то совершенство его жизни было предметом зависти многих и казалось, что останется таковым и дальше. Он был молод, красив, гордился любовью самой замечательной в мире девушки. Но… И молодость, и красота оказались преходящими, а с их исчезновением разбились вдребезги все надежды на счастье. Гейб отказался от любви. Ему казалось несправедливым, что замечательная девушка, полюбившая жизнерадостного красавца, вдруг стала бы женой калеки с дурным характером. Он внушил себе, что поступил так исключительно для пользы Николь. Однако простодушное замечание ребенка открыло ему истинный, куда менее благородный мотив. Гейб понял, что просто испугался. Да-да, испугался положиться на великодушие женской любви. Он разбил счастье Николь именно по этой причине и теперь заслуживает наказания. Однако от внезапного прозрения Гейбу не стало легче.