— Разумеется нет, — ответил Джек. — Просто… могу я спросить, когда ты в последний раз им пользовалась?
— А это важно?
— Было бы не важно, я бы не спрашивал. — Теперь его глаза превратились в два янтарных озера, притягивавших и завораживавших.
— С тех пор как занялась своим последним проектом, — уклончиво отозвалась Лайза, надеясь, что ее слова звучат не слишком фальшиво.
Харрис промолчал.
Он просто сидел напротив Лайзы со сложенными на груди руками и пристально смотрел на нее. Его взгляд был совершенно непроницаем, и Лайза была уверена — он не хочет, чтобы она знала, о чем он думает.
Наконец Харрис издал какой-то низкий горловой звук, словно кашлянул, и сказал:
— Хорошо, давай разберемся по минутам. Дорогая мисс Нортон, ваш магнитофон работал в тот вечер, когда вы вернулись с последнего сеанса позирования для меня? Это достаточно конкретно сформулировано?
— С тех пор я им не пользовалась.
— Это не ответ на мой вопрос!
— Не ори на меня, — резко бросила Лайза, тщетно пытаясь отделаться от чувства вины. — Могу тебе напомнить, что это мой дом.
— Ну разумеется, твой. — Голос звучал вкрадчиво, однако в глазах Харриса плясали чертенята. У Лайзы возникло чувство, словно ее заманивают в шелковую паутину — в сеть огромного паука. Она не могла смотреть в вопрошающие глаза: они слишком много видели и слишком много знали. И все же… она ни за что не облегчит ему задачу.
— Давай попробуем по-другому, — предложил Харрис и поднялся, чтобы налить им еще кофе. — Теперь слушай внимательно, потому что я не хочу, чтобы ты опять насочиняла мне что-нибудь в ответ. В тот вечер, когда ты мне в последний раз позировала, вернувшись домой, ты нашла сообщение на магнитофоне или нет? И еще: ты прослушала его прежде, чем вышеуказанный агрегат прекратил работу, или он был жестоко умерщвлен, или куда-то заброшен, или что там с ним еще произошло?
Последние слова прозвучали как автоматная очередь. Харрис резко сел на стул и оперся о стол руками, требуя от Лайзы ответа.
Она никогда не видела, чтобы человеку с таким трудом удавалось сдерживать свой темперамент. Вид у Джека был такой, словно при малейшей ее оплошности он взорвется. У Лайзы не было времени выбирать слова.
— Нет, — едва выговорила она чуть слышным шепотом.
— Ага. — Его ответ прозвучал тише, чем вздох. Харрис стиснул зубы и забарабанил сильными пальцами по столу.
В наступившем молчании этот стук отдавался раскатами грома, взгляд Джека был мрачнее грозовой тучи, но все это заглушал звучавший в ушах Лайзы стук ее собственного сердца. Так они и сидели, пока Харрис не повторил: