Она меня увидела наконец-то! Она меня заметила!.. Она меня выделила из общей массы. И, боюсь об этом даже каркнуть, она ощутила ко мне нечто…
Ланселот ехал молчалив, задумчив. Крупные холодные глаза навыкате неотрывно смотрели вперед. Мне показалось, что он не знает, как держаться со мной, вчерашним простолюдином. Еще неделю тому все было легко и просто, но теперь как с простолюдином уже нельзя, а как с равным себе… тоже вроде бы чересчур.
Золотые кудри рассыпались по плечам, как тугие локоны из золотой проволоки. Длинное вытянутое лицо за время рейда за доспехами святого Георгия Победоносца похудело, черты лица заострились, а нижняя, выдвинутая вперед массивная челюсть, казалось, уже вовсе выступает, как у экскаватора. Мне всегда хотелось двинуть по ней ногой, никак не привыкну, что здесь это подается как признак мужественности, высокого рождения и осознания своего высокого достоинства.
От него и сейчас несет чистотой, фаянсовостью, а на солнце он весь вспыхнул, заблистал, разбросал солнечные зайчики, словно весь из серебра и золота. Да и сам, в мире нечесаных и немытых рыцарей, выделяется просто стерильностью, как хирург перед операцией. Это не рейнджер, что для успеха скрытности операции вымажется в любом дерьме, да еще и закусит им, чтобы пахло дерьмом, отбивая человечий запах. Ланселот едет всегда прямо, всегда открыто, а жив лишь потому, что некоторые рождаются с музыкальным или математическим слухом, а Ланселот родился с даром владеть мечом, копьем и всеми прочими атрибутами воина.
Сейчас за ними гремели оружием, шутили и гарцевали на сытых конях отпрыски знатнейших родов, лучшие рыцари и герои защиты Зорра, прославленные победители турниров, а он ехал тихий, задумчивый, посматривал на пташек в лесу и на белочек.
На второй день пути он подъехал ближе, наши кони пошли бок о бок, Ланселот косо взглянул в мою сторону, предупредил холодным четким голосом:
– Дик, в зал меня будут сопровождать двенадцать рыцарей. Меньше нельзя – урон моей чести, а больше нет смысла – и так будет тесно. Там своих достойных и славных хватает, прославленных во многих сражениях, турнирах и застольях. Ты будь от меня по правую руку. Я поразмыслил, вижу, Шарлегайл прав, как у него получается почти всегда. Ты рубашку распахни пошире, пусть Конрад увидит твой нечестивый амулет. И молот на поясе подвесь спереди, чтоб Конрад увидел сразу…
– Что это будет за видок? – удивился я.
Ланселот подумал, поморщился:
– Да, это будет зрелище. А кто-то вообще узрит непристойный для смиренного христианина намек. Тебя не жалко, но и я буду опозорен, что стою с такой… таким рядом. Ладно, просто подвинь так, чтобы стало заметно.