Он прошептал:
– Да нет… То, что в раковине… Это же сама Лилит!
– Первая жена Адама? – переспросил я. – Ни фига себе… Сэр Гендельсон, а вы откуда знаете? Впрочем, нам лучше обойти. Кто знает, как она отреагирует на вторжение, это ж ее земли, она здесь отдыхает…
Мы обошли по широкой дуге, Гендельсон крестился и бормотал молитвы. Я помалкивал, пусть лучше сейчас, чем выдаст нас молитвой и крестом в неподходящее время.
Солнце еще только перешло на западную часть неба, но я первым засобирался на ночлег. Ноги гудят, как столбы в непогоду. Никогда столько не ходил, а Гендельсон двигается уже, по-моему, совсем бесчувственный. Если какая гадость прыгнет из чащи, отбиться не сумеем, ведь молот хорош только на дальней дистанции, а меч из-за спины пока вытащишь.
Олененок упал без звука, Гендельсон начал разделывать его, как подобает знатному рыцарю, мой урок не пропал даром. Я разжег огонь, воздух наполнился запахом горящего дерева, а потом ароматом жареного мяса.
Мы ели, как два голодных волка, разве что не выедали внутренности. В тиши слышен был здоровый мужской чавк и сопение, а также треск костей на крепких зубах. В лесу постепенно темнело, хотя небо еще долго оставалось синим.
Кучевые облака окрасились розовым, медленно плыли к закату. Я старался видеть в них только облака, ведь знаю же состав, но видел именно пышных бабс, их роскошные бедра, тугие груди, голые плечи… Вон у той женщины, которую Гендельсон назвал Лилит, вроде бы не такие широкие бедра, да и грудь не размером с подушку, но в ней столько эротики, чувственности, сладострастия…
– Ондатра чертова, – сказал я в сердцах.
– Почему ондатра? – удивился Гендельсон. – Вы о ком?
– Откуда я знаю? – ответил я в раздражении. – Похожа ваша Лилит на ондатру, вот почему.
Он задумался, переспросил с недоумением:
– Чем?
– Есть что-то в ней ондатриное, – пояснил я. – Не замечаете?
Он оглянулся по сторонам.
– Не знаю, – ответил он. – А какая она, ондатра?
Я подумал, вспомнил, что сам не представляю, сказал раздраженнее:
– Да какая разница? Слово-то вот оно? Очень гадкое слово, между прочим.
– Да, но… странный вы, сэр Ричард!
– Все мы странные, – изрек я. – Господь старательно вытесывал нас разными, но мы сами превращаемся в толпу одинаковых. Давайте спать, сэр Гендельсон.
– Да, – согласился он. – Дорога все-таки трудная. Но, честно говоря, я так устал… что даже сон не идет.
Странное дело, ко мне, несмотря на сильнейшую усталость, сон тоже не шел. То ли потому, что улеглись так рано, то ли чересчур много непонятного увидели. Даже страшновато, что из этого непонятного ничто вроде бы не угрожало. Гендельсон из этого сразу сделал не такой уж дурацкий вывод, что угрожает, значит, нашим душам, а это гораздо опаснее.