Я обернулся с куском бараньей ноги в руке. В трех шагах в гордой и даже чуточку надменной позе стояла молодая девушка. Она рассматривала нас спокойно, слегка с вызовом. Чистое хорошенькое лицо, покрыто солнечным загаром, каштановые волосы падают на кожаный колет, через плечо широкая перевязь. Колет заметно оттопыривается в районе груди, но женственность не так бросается в глаза, как ее беспечность и отвага, с которой она смотрит на двух незнакомых мужчин.
Брови вопросительно подняты, руки уперты в бока, подчеркивая удивительно тонкую талию. Там широкий кожаный пояс, с одной стороны оттопыривается кинжал, ладонь другой руки сжимает рукоять узкого меча.
– Так это вы, – сказала она, обращаясь к Гендельсону, – сразили ужасного Шурга?..
Гендельсон встал, поклонился.
Она сказала с восторгом:
– Это просто здорово! С тех пор как папа уехал, этот отвратительный человек постоянно приезжал к воротам и вызывал наших мужчин на поединки. Мама запретила нашим воинам вступать с ним в схватки, ибо он сильнее трех самых сильных мужчин…
– Леди Гильома, – сказала Кантина строже, – веди себя как леди, а не как…
Она запнулась. Девушка одарила нас с Гендельсоном озорной улыбкой, сказала легко:
– Пойду переоденусь, а то мне то нельзя, другое не положено, третье не принято… А потом я приду есть сладкое!
Это звучало как угроза, но леди Кантина не успела раскрыть рот для нового окрика, как леди Гильома удалилась дразнящей походкой, старательно двигая из стороны в сторону ягодицами. Но с ее узкими бедрами это выглядело комично, еще не женщина, подросток, что стремится поскорее стать женщиной, но тянется к мальчишечьим играм, обожает мечи, кинжалы и топоры, которые явно не в состоянии поднять.
– Ешь быстрее, – сказал я Гендельсону, – а то эта леди Гильома выглядит очень проворной… Если она такая и за столом…
Он нахмурился, заворчал, но леди Кантина понимающе одарила меня царственно-материнской улыбкой. Похоже, лорд Нэш иногда острил, а известно, что даже очень красивые женщины, как вот леди Кантина, могут при частом повторении научиться реагировать на шутки юмора.
Гендельсон, дабы перебить мою простолюдинную грубость, заговорил о высокой политике, о кознях императора Карла, потом перешли на тонкости королевского этикета, что претерпел такие разительные изменения, затем снова на политику.
Я вытер последним куском мяса остатки соуса. Если здесь еще не знают перца, то соусы весьма, даже весьма, во рту горит, ночью опять будут бабы по мне ерзать и по-всякому изгаляться.