В этом-то и была вся беда, — понимая, что свободен, Говард не ощущал себя таковым и испытывал обескураживающее чувство неуверенности в себе. Предполагая, что жена и семья должны были считать его погибшим, он мог лишь предполагать, как все обернется. Слишком долго он, не желая подвергаться душевным мукам, отгонял от себя мысли о любимых людях.
Говард вновь вздохнул. Нелегко было вспоминать о том утре, когда его автомобиль попал в засаду по дороге в аэропорт. В этот момент он думал о том, что будет делать по возвращении домой, мечтал о встрече с женой. Ему так ее не хватало! Они провели вместе совсем недолго, поэтому Говарду не терпелось вернуться и выказать свои чувства.
Люди, прострелившие шины автомобиля и убившие водителя, показались ему абсолютно безжалостными, и только позднее выяснилось, что любой человек, работающий на Алланга, заведомо считался приговоренным к смерти. Кроме того, Банга вообще не брал пленных.
Вероятно, в тот момент сильнейшим его чувством был элементарный ужас, но осознание того, что он выжил после нападения, поддерживало Говарда всю последующую долгую дорогу сквозь джунгли. И лишь попав в лагерь повстанцев, находящийся в горном районе на севере страны, он испытал чувство паники. Положение казалось безнадежным, ведь пока Алланг находится у власти, его отсюда не выпустят.
Ирония ситуации заключалась в том, что он был необходим Банге по той же самой причине, что и Аллангу. Оба они нуждались в его знаниях о современном оружии. Бог знает, кто их снабжал, но люди Банги были прекрасно вооружены, и при этом почти не умели пользоваться своим арсеналом.
Но удивительнее всего было то, что они с Леонардом Бангой вместе учились в Оксфорде и, хотя никогда не были близки, их объединял общий интерес к вооружению. Говард также узнал, что предшественником генерала Алланга был дядя Банги.
Несмотря на то, что Банга получил образование на Западе и был способен посочувствовать положению Говарда, сама ситуация требовала того, чтобы с ним обращались так же, как и со всеми другими пленниками. Его, разумеется, не запирали, но покинуть лагерь не было никакой возможности, а когда один-единственный раз она появилась, он горько пожалел об этом. Если бы не Леонард Банга, его бы расстреляли.
Говард часто думал: если бы не Банга, выжил бы он вообще и удалось бы ему остаться в здравом уме? Ведь тот позволил ему пользоваться старой пишущей машинкой, на которой повстанцы печатали свои пропагандистские листовки? А может быть, лучше было бы вообще не выживать?
Говард нахмурился.