Сочинитель бросил на Линду злобный взгляд и отрубил:
— Чепуха. Это не тот случай.
— О нет, вы не страдаете самоуверенностью, не правда ли? — проворковала женщина.
— Если бы даже она и сбежала с кем-то, то скорее всего с каким-нибудь сумасшедшим коммивояжером. — Он вполголоса выругался, схватил листок и вскочил со стула.
— Вам не следует звонить в это время, — рассудительно заметила Линда. — В Париже сейчас полночь, и они уже могут быть в постели. — Она не могла удержаться, чтобы не съязвить.
— Вы находите это смешным? — Его глаза угрожающе блеснули, а ее расширились от испуга.
— Не знаю. А как вы считаете? — пролепетала бедная женщина.
Он промолчал, а Линда с наигранным сочувствием изрекла:
— Должно быть, не легкая работенка держать в поле зрения сразу столько женщин. А уж о том, чтобы всех их осчастливливать, и говорить не приходится.
— Да уж. Но я стараюсь. — Джеймс улыбнулся и отправил в рот кусок мяса.
— Ну а теперь позвольте мне высказать свое мнение, — начала Линда. Волна раздражения и гнева так и распирала ее. — Я не нахожу это смешным, нет. Я считаю все это достойным порицания. Вы безнравственный человек. — Для смелости она хлебнула вина и подождала, пока он сделает то же самое. Женщина знала, о чем будет говорить. Пока она была женой Филиппа, у нее не раз появлялись причины произносить подобные слова.
Сердце у Линды колотилось, а руки дрожали. Справедливое негодование переполнило чашу терпения, и женщина бесстрашно ринулась в атаку. С завидным красноречием и темпераментом она обрушилась на мужчин-бабников, мужчин-недоумков, мужчин, не имеющих внутреннего духовного стержня. Она вспомнила также о моральной ответственности и отсутствии этических и эстетических ценностей. О нравственном упадке современного общества. Вскоре ее выступление превратилось в тираду, причем с каждой минутой все легче подбирались нужные слова, поток которых бурно устремился в сторону Джеймса. В этом потоке проскальзывали такие фразы, как «безрассудное совокупление», «плотские наслаждения», «эксплуатация женского тела». Она говорила и говорила, этой лавине возмущения, казалось, не будет конца.
Но конец все-таки наступил. Высказавшись сполна, женщина удовлетворенно замолчала, и ее настроение сразу поднялось. Откинувшись на спинку стула, Линда бросила вызывающий взгляд на своего слушателя.
— Ну и ну. Вот это, я понимаю, проповедь, — произнес Джеймс, выслушавший ее с удивительным спокойствием. — Я не подозревал, что вы такая сознательная и так хорошо разбираетесь в вопросах распущенности.
— О да, действительно разбираюсь. — Она взяла бутылку и налила в свой бокал вина. — Причем лучше многих. — Глоток бодрящего напитка смочил ее пересохшее горло. На подготовку к этой «проповеди» у нее ушло целых три часа! Почувствовав вдруг, что аппетит начисто исчез, Линда встала из-за стола, отодвинула стул, вышла из кухни и направилась вверх по лестнице. Войдя в свою комнату, женщина бросилась на кровать и расплакалась. Джеймс был ничуть не лучше Филиппа.